Конечно же, в работе натурщицы были свои радости. Больше всего Элизабет нравилось наблюдать творческий процесс. Когда Деверелл перешёл от карандашей к краскам – о, тут-то как раз и началось настоящее волшебство! Ей нравилось смотреть, как сосредоточенно Деверелл размешивает краски на палитре, как из простых цветов проявляются сложные, неземные оттенки. Деверелл размешивал их, лёгкими движениями наносил на холст – будто бы гладил по щеке возлюбленную. Элизабет испытывала странное ощущение собственной отчуждённости. С одной стороны, она как бы участвовала в творении шедевра, с другой – была всего лишь безмолвным объектом, вроде вещи, совершенно бесполезной вне мастерства художника. Это чувство было непривычно … и довольно неприятно.
Закончив, Элизабет переодевалась в свою одежду. Если дома была миссис Деверелл, девушка оставалась на чашку чая или кофе. Беззаботная болтовня старушки действовала на Элизабет умиротворяюще, особенно после утомительного молчания её сына. Миссис Деверелл пела дифирамбы Уолтеру и делилась новостями и сплетнями, до которых была большая охотница. С равным интересом она рассказывала Элизабет о заключении мира между Австрийской империей и Пьемонтом и о новой вспышке холеры в Лондонских пригородах. Девушка запоминала новости, чтобы позже пересказать их отцу: Чарльз любил в компании приятелей щегольнуть своей осведомлённостью о том, «что творится в мире».
Работа натурщицей занимала утренние часы. После полудня Элизабет спешила в шляпный магазин, где занималась привычным для себя трудом модистки. Благодаря двойной работе, девушка перестала нуждаться в деньгах. Каждый день, идя домой, она покупала гору вкусностей для своей семьи. На себя же, девушка почти не тратилась, но исправно откладывала по пол-шиллинга в день на непредвиденные расходы.
Действительность была совсем не похожа на яркие мечты, которыми грезила Элизабет в тот день, когда миссис Деверелл сделала ей необычное предложение. Как пережила девушка свое разочарование? Как ни странно, относительно спокойно. Несмотря на склонность витать в облаках, девушка привыкла к ежедневному труду и теперь, забыв обо всем, просто работала натурщицей и облачалась в мужские одежды с той же внутренней отрешенностью, с которой подбирала шляпки покупателям в магазине.