На экране высветилось еще одно короткое сообщение: «Я поругался с отцом и ушел из дома. Еду к тебе».
Только многолетняя практика общения с людьми, которых может спровоцировать неверно сформулированная мысль, помогла удержать на лице выражение вежливого интереса. Больше всего на свете хотелось злой ведьмой вылететь из кабинета, набрать инфантильного дурачка и высказать ему все, что накипело. Вместо этого Василиса разжала пальцы, телефон упал обратно в карман, а она подняла голову от записей и спокойно продолжила разговор:
– Знаешь, меня мало кто называет настоящей. Пожалуй, это можно счесть комплиментом, как думаешь?
Кажется, Марии она понравилась. Контакт с ней определенно установлен. Редкое везение, ведь даже делать для этого ничего не пришлось. Что ж, теперь осталось грамотно сыграть на чувстве «мы похожи, мы вдвоем против всего мира» и…
– Чудно говорите. – Мария пожала плечами. – Как вилами по воде водите: красиво, но бессмысленно.
Василиса скупо улыбнулась. Ладно, с выводами она поторопилась. Ну ничего, можно зайти с другой стороны.
– Расскажешь о том дне, когда проснулась? Это помогло бы нам выстроить цепочку событий, которые привели тебя к сегодняшней точке.
Мария чуть замялась, а затем откинулась на спинку кресла и уточнила:
– С самого начала рассказать?
– Можно и так.
Чего Василиса не ожидала, так это последовавших за этим слов, упавших в тишину кабинета грохотом покатившихся с гор камней.
– В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жила-была я, дочь купца… Что? Ты же сказала поведать все с самого начала.
Василиса помотала головой. Телефон в кармане снова завибрировал, но в этот раз она не обратила на него внимания. Все потеряло смысл, отошло назад. Все, кроме слов Марии. Они будто оглушили, будто потащили куда-то вниз…
Чертова ночная ссора! Как сложно сконцентрироваться, когда мозг будто плавает в тумане.
– Ничего, – медленно проговорила Василиса. – Продолжай.
– Звали меня все Марьюшкой, имя матушка выбрала. Отец ее любил до одури, да только недолго им было суждено пробыть вместе: свела ее в могилу хворь. Остались мы, три дочери, с отцом…
Ручка, оставив в блокноте огромную кляксу, упала на пол. Василиса не стала ее поднимать. Ее взгляд был прикован к темному пятну на белой бумаге. В чернильной синеве вдруг проступили зеленоватые, болотные оттенки.