– На что? – спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно, несмотря на дрожь, охватившую его тело. Он понимал, что от его ответа зависит его будущее в клубе.
– На то, чтобы перестать быть обузой – он невозмутимо пожал плечами, словно это было самым очевидным утверждением в мире. Его слова прозвучали как приговор, как окончательный вердикт. Он не стал предлагать объяснений, не стал интересоваться причинами его неудач. Просто констатировал факт: у Сэма больше не будет поблажек.
Сэм ничего не ответил. Слова президента эхом отдавались в его голове, усиливая чувство безнадежности. Он смотрел на него, не видя в его глазах ни сочувствия, ни понимания, лишь холодный расчет и безразличие. Он знал, что у него есть неделя, чтобы доказать свою ценность, чтобы вернуть себе место в команде, чтобы вернуть себе веру в себя. Но он также знал, что шансы на это ничтожно малы. Он чувствовал, как его мечта, его надежда, его будущее рушатся на глазах, погребенные под грузом разочарования и неудачи.
Офис Изабель. 23:17.
Она упала в кресло, закрыв глаза. Три победы в суде за день. Тело ныло, как после марафона. На столе лежал телефон – 5 пропущенных от Сэма. Она потянулась, чтобы убрать его в ящик, но…
Звонок.
– Да?! – её голос прозвучал резче, чем она хотела.
Тишина. Потом – глухой вздох.
– Я… не знал, кому позвонить.
Это был Сэм.
– Что случилось?
– Отец в больнице.
Она услышала, как его голос дрогнул.
– Где ты?
– У стадиона.
– Жди.
Спустя некоторое время они встретились в пустой раздевалке. Сэм сидел на лавке, сжимая в руках телефон.
– Он упал где-то в порту. – Он говорил монотонно, будто зачитывал сводку погоды. – Сломал ребро.
Изабель села рядом, не касаясь его.
– Ты не идешь к нему?
– Нет.
Она удивилась:
– Почему?
– Потому что, когда я приду, он проснётся и первым делом попросит денег на выпивку.
Тишина. Потом Изабель неожиданно сказала:
– Я в восемь лет подала в суд на свою школу.
Сэм поднял голову.
– За что?
– Они не пускали меня в футбольную команду мальчиков. – Она усмехнулась. – Проиграла, конечно.
Он рассмеялся – коротко, хрипло.
– Значит, ты всегда была такой?
– Какой?
– Невыносимой.
Она толкнула его плечом.
– Знаешь, – продолжила она, но уже с серьезным тоном, – у тебя хотя бы есть отец, который может проехать сотни тысяч миль, чтобы посмотреть на тебя. Мой даже позвонить не может, чтобы просто поинтересоваться, как я.