«Сегодня в небо душу юную отпустил,
Она мне всколыхнула память о тебе.
А Обсидиановый Человек шепчет —
Строго, беспощадно, будто сталь в борьбе.
Он осуждает, шелестит за спиной,
Не умолкает, не даёт вздохнуть.
И целый день, как тень, идёт за мной,
Не отпуская в забытье, в пустоту…»
Ойстрах, когда внутри накопилось слишком много негативных мыслей, любил переносить переживания на бумагу и превращать их в строки своей лирики. Иногда напевал себе стихотворение, которое само собой преображалось в красивую, грустную и тихую песню. Архиерею становилось легче, будто обнажил в креативной манере всю душу невидимому единственному свидетелю.
Но всё же дело дальше написания поэзии в стол и пения в одиночестве никогда не заходило.
Взгляд Ойстраха вновь остановился на подносе. Живот заурчал.
Священник взял обеими руками двойной чизбургер. В нос проник забытый запах детства. Ойстрах механически облизнул засохшие губы и откусил бургер. Он не особо разжевал во рту и сразу проглотил, не почувствовав вкуса. После тянулась неприятная тяжесть, из-за чего архиерей положил недоеденный бургер обратно.
Ойстрах макнул картошку фри в мёд и не успел заметить, как вязкая светлая капля упала на страницу. Он пытался оттереть пятно салфеткой, но только больше размазал его по бумаге.
Архиерей устало склонился над подносом, скрывая лицо за прядями своих волос.
Камень на душе не сдвинулся. Он понимал, почему.
Его никак не оставлял в покое тот случайно услышанный разговор на кладбище.