Всю дорогу домой Феликс не мог стереть счастливую улыбку с лица и был уверен, что ничто не могло испортить ему радостного настроения, но звонок от бывшего временного сообщника мгновенно разрушил его воздушные замки, вернув в суровую реальность. Одного короткого, не совсем приятного разговора оказалось достаточно, чтобы напомнить ему, кем он являлся на самом деле. Феликс неохотно осознал, что когда-то должен будет рассказать Джемме правду, однако признаваться в преступной деятельности на таком хрупком этапе не хотел: если он сбросит эту бомбу на первом же свидании, о втором ему можно и не мечтать. Но и откладывать это дело в долгий ящик тоже не стоило.
Долго ломая голову, Феликс решил пока не торопиться и стать лучшей версией себя, чтобы, когда правда всё-таки вышла наружу, у него было намного больше шансов на прощение. Он ни за что не позволит этой нелицеприятной части его жизни помешать ему построить то хорошее и светлое, что только начало зарождаться.
Феликс бросил прожигающий взгляд на визитку Маршала и, покачав головой, набрал номер. Через пару гудков на линии послышалось тяжёлое дыхание. Феликс зажмурил глаза, пытаясь убедить себя в правильности выбора, и, сжав руку в кулак, решился идти до конца:
– Я в деле.
* * *
Феликс с самого утра был не в духе: Джемма не отвечала на звонки со вчерашнего вечера. Даже не удосужилась предупредить его об отмене свидания или извиниться – он просидел в ресторане полтора часа, до последнего надеясь, что она вот-вот придёт, но этого так и не произошло.
Сначала Феликс разозлился: он очень ждал их встречи и распланировал всё до мелочей, чтобы вечер получился идеальным и запоминающимся. Вложил много сил и денег в надежде покорить Джемму, поэтому, когда выяснилось, что все его старания были насмарку, не смог побороть чувства глубокого разочарования. Если бы Джемма напрямую сказала, что не хочет или не может прийти, он бы, конечно, расстроился, но с пониманием отнёсся к её решению. Он не был самовлюблённым эгоистом, которого волновали только собственные желания. Он умел принимать отказы. Он был порядочным и не требовательным. Но, как и любой нормальный человек, Феликс хотел, чтобы и к нему проявляли хоть каплю уважения.
Весь остаток вечера он провёл на самодельном ринге, вымещая всю свою ярость на груше. Феликс не понимал, где оступился, и хотел во всём разобраться, но, прокручивая в голове все их разговоры за последние четыре дня, не знал, за что зацепиться. Всё было хорошо: Джемма, как и он, казалось, с нетерпением ждала свидания, всегда отвечая на его сообщения и не раз выступая инициатором, если Феликс какое-то время ей не писал. Эта неопределённость лишь ещё больше вводила в замешательство и всё сильнее расстраивала. Даже сбив костяшки в кровь он, словно не чувствуя боли, продолжал яростно ударять по боксёрской груше, представляя на её месте виновника всех своих бед (конечно же, самого себя). Феликс выдохся лишь спустя полчаса, однако так и не ощутил желаемого облегчения. Ослеплённый своей обидой, он не мог здраво оценивать ситуацию, поэтому, немного успокоившись, решил лечь спать, но провалялся ещё несколько часов, беспокойно ворочаясь в кровати в попытке найти всему разумное объяснение.