Он наблюдал за мной, за движениями моих пальцев, за тем, как я ловко бинтую его руку.
– Где ты научилась это делать так… – пробормотал он, – уверенно. Не дрожишь, не морщишься. Как будто… привычка.
Я чуть усмехнулась, не поднимая на него глаз.
– Опыт, – сказала я с иронией. – Так сказать, домашняя практика. Бесплатно, без сертификатов.
Он застыл. Тишина повисла между нами на пару ударов сердца. Я знала, что он понял. Не сразу. Но понял.
– Антон?.. – тихо спросил он, почти не веря, что произнёс это вслух.
Я кивнула. Легко, как будто речь шла не о годах страха. О годах боли, спрятанной под дорогими тканями, под улыбками, под тихим "всё хорошо".
– Первое время просто училась делать это быстро, – сказала я. – Чтобы синяки не бросались в глаза. Чтобы не осталось следов. Чтобы никто не видел.
Я посмотрела на него. Он отвёл взгляд. Его челюсть сжалась, пальцы нервно сжались в кулак.
– Если бы я тогда был рядом… – прошептал он.
– Ты бы не смог ничего изменить, Алекс, – перебила я мягко. – Антон делал всё медленно. Точно. Под кожу. Так, чтобы ты начинаешь и сам в это верить. Я и поверила.
Он покачал головой, словно пытался вытряхнуть из себя невозможное – то, что он узнал обо мне сейчас.
– А теперь? – спросил он после паузы. – Ты всё ещё веришь в это?
Я задержала взгляд на его лице. Уставшем. Изрезанном. Настоящем.
– Нет, – сказала я. – Теперь я верю в себя. И, может быть… немного – в тебя.
Он усмехнулся, горько, но с теплом.
– Это уже больше, чем я когда-либо заслуживал.
Мы замолчали. Но теперь между нами не было тишины. Была – связь. Сквозь боль. Сквозь тьму. Сквозь всё, что оставили за дверью.
Я закрыла аптечку, аккуратно протёрла руки и положила ладонь на плечо Алекса.
– Отдыхай, – прошептала я. – Я рядом. Если что – просто позови.
Он кивнул, сжав губы. Плечи его были по-прежнему напряжены, но теперь – чуть меньше. Не потому что стало легко. А потому что кто-то остался рядом, когда темно.
Я вышла из его комнаты и мягко прикрыла за собой дверь.
На полу в своей комнате, у тумбочки, я заметила коробку. Подарок отца. Бархатная, тёмно-красная. Прочная. Закрытая. Молчаливая.
Я остановилась, глядя на неё. Он сунул её мне в руку на прощание, с той редкой, растерянной теплотой, которую я привыкла от него не ждать.
"Открой дома", – сказал он. И в тот момент в его голосе было что-то… настоящее. Я села на кровать, взяла коробку в руки. Пальцы сами скользнули к краю крышки – но… я остановилась.