Мир качнулся.
– Что?!
– Она жива, – сразу добавил он. – Врачи делают всё возможное. Она в сознании была, потом потеряла. Но дышит. Состояние тяжёлое, но стабильное. Сейчас в реанимации.
– Где?! Где она?!
– Больница №2. Уже почти доехали.
У меня тряслись руки. Воздух стал густым, как сироп. Я смотрела на свои колени, скрытые под юбкой платья, чтобы не закричать. Карин. Авария. Реанимация. Всё, что казалось важным минуту назад, исчезло.
– Что? Как?.. С ней кто-то был?
– Она была одна, – сказал Виктор тихо. – Выжила. Только потому, что Алекс приехал. Он нашёл её почти сразу. Не знаю как – просто… чувствовал.
Я смотрела на Виктора с круглым, выжженным глазами.
– Он нашёл её… в машине?
– Да. Она была без сознания, стекло разбито. В салоне – кровь. Машина в хлам. Он вытащил её и поехал в ближайшую больницу. Не стал ждать скорую. Он сделал всё. До секунды.
Я прижалась лбом к стеклу, пытаясь удержаться. В груди что-то тянуло, как крюк: страх, благодарность, вина, всё сразу.
– Карин… мой Бог. А Алекс?
– В порядке.
Такси въехало на территорию больницы. Приёмный покой. Белые лампы. Остеклённые двери, из которых вырывался запах медикаментов и чужой боли.
– Она в реанимации? – переспросила я, уже зная ответ, выходя из машины.
– Да. Врачи делают всё возможное. И ты должна быть рядом, Влада. Ей это нужно.
Я кивнула. А внутри – всё тряслось. Карин. Красный Порше. Кровь на стекле. Алекс, выносящий её на руках. А я? Я только теперь иду к ней. И всё, что я могла теперь – не опоздать.
Дверь такси щёлкнула и я вышла – прямо в сырую, дрожащую от ночного ветра осень. Листья шуршали по асфальту, кружились у порога больницы, будто пытались заглянуть внутрь. Воздух был колким, холодным, пах дождём и железом. Я вздрогнула – впервые заметив, насколько было неуместно моё вечернее платье: открытая спина, тонкие бретели, мокрые от осенней влаги плечи.
Тело покрылось мурашками, как будто сама ночь прикасалась ко мне ледяными пальцами. Я обхватила себя руками, но это не помогло. И вдруг – тёплая тяжесть. Виктор подошёл молча, накинул на меня своё чёрное пальто. Шерсть пахла дождём, табаком и им – надёжным, всегда сдержанным, резким, но рядом. Пальто было большое, как будто прятало меня целиком.
– Так лучше, – сказал он тихо.
Я кивнула, не глядя. Пальто согрело не только кожу – но и то, что было под ней: дрожащую тревогу, страх, боль. Стеклянные двери больницы раскрылись, впуская нас внутрь. Я вошла – вся в этом контрасте: в вечернем алом, под мужским тяжёлым пальто, с босыми плечами, а в глазах – паника.