Фелагс пришел раньше положенного времени, но не просто так. Как только он зашел в «Маневр», в глазах тут же зарябили яркие предметы на потолке, а на перепонки надавили шумные разговоры толпы.
– Вашу контрольную карту, пожалуйста.
Перед Фелагсом предстал высокий и тонкий человек в зеленой форме и пуговицами из бликсидиана. Мужчина остановил его, вытянув вперед руку, охваченную желтой перчаткой. На вороте Фелагс сразу заметил прикрепленную брошь в виде письменного стержня. Он протянул ему желанный предмет.
– На этой неделе вам положено еще два ужина, – любезно отметил лысый мужчина. – Отведаете наше кушанье сегодня?
– А что подают?
– А чтобы вы хотели?
Фелагс, ни секунды не думая, ответил:
– Рыбу.
Картотекарь озадачено отпрянул, приподняв острый подбородок. Увидев непоколебимое выражение лица Фелагса, он коротко хохотнул и покачал головой.
– А вы забавный, господин Келгод, – картотекарь поставил маленькую печать в одном из уголков карты и протянул ее обратно. – Прошу, проходите.
Контрольная карта рукой картотекаря отмечала недельное количество приемов пищи для жителей поезда и помогала отслеживать оставшееся число. Все питались раз в неделю, а мерценасы, как Фелагс, – три. У каждого была своя физическая необходимость и соответствующая ей доза.
Все было связано с бликзерией. Научившись однажды управлять энергетической магией, потребность в еде практически отпала. Достаточно было нескольких приемов пищи в месяц, чтобы поддерживать внутренние волшебные потоки, которые, в свою очередь, давали жизненные силы. Чтобы все полноценно усваивалось в организме, вместе с ужином жители выпивали склянку магической эссенции «Искра» на основе концентрата бликзерии. Уже триста лет она была им и своего рода валютой.
– «Искру» вперед, Гонец. В прошлый раз я рисковал своей шкурой, чтобы достать тебе этот зуб.
Фелагс уже стоял возле барной стойки и разговаривал с управляющим «Маневра». На рабочем месте было невероятно чисто, несмотря на то, сколько собранного барахла здесь хранилось: все было сложено в небольшие ряды по полочкам или висело на гвоздиках. Стойка была до блеска натерта, ведь Гонца всегда до боли злили липкие следы от браги, а вокруг пахло чем-то соленым, но приятным.
Сам Гонец был мужчиной лет пятидесяти, с кругленьким лицом со спадающими на переносицу тонкими морщинками. Маленькие сине-черные глаза то и дело веселым оцениванием бегали по собеседнику, а острый язык полизывал верхнюю пухлую губу. Каштановые зачесанные волосы до плеч с поднятыми вверх концами, напоминали, порой, высокий воротник его потертой куртки из множества лоскутков. Голову же, к слову, вкривь украшала треуголка из синих, зеленых и красных ромбов, один из которых отрывался и щекотал лоб Гонца.