На это, кстати, не далее как вчера сетовала сама тетушка, с нежностью припоминая бесплатные творческие кружки и спортивные секции времен СССР.
Не то чтобы моя родная старушка была стеснена в средствах, нет: у нее и пенсия приличная, и дети из своих Америк помогают. Просто тетушка, как коренная ленинградка-петербурженка, скромна в потребностях и экономна в расходах. Собственно, потому и поддалась на уговоры подруги вместе сходить на мероприятие – оно было бесплатным.
И что, скажите, могло случиться с двумя очень взрослыми девочками в каком-то развивающем кружке?!
– Марфа совсем плоха уже, – буркнула тетушка, отвечая на мой вопрос.
Я не стала спорить. У Марфиньки периодически случаются провалы в памяти, причем происходит это по какой-то непонятной системе, типа день через три-пять, но непременно от рассвета до заката. То есть однажды утром она встает, ощущая и уверенно позиционируя себя молодой и прекрасной, как семьдесят лет назад, и до самого вечернего отбоя живет в прошлом, называя окружающих чужими именами.
– И это я не про ее деменцию. – Тетушка будто подслушала мои мысли. – Оказывается, у нее снова село зрение, а она это игнорировала, не выписала себе вовремя новые очки, и вот результат – мы приперлись, как дуры, на вязальные посиделки!
– А куда должны были припереться? – уточнила я.
– Тоже на посиделки, но визуальные! А Марфинька не так прочитала анонс.
– Пардон, а что такое визуальные посиделки, я не знаю?
– И никто теперь не узнает, раз на деле они всего лишь вязальные!
– А какая была версия?
– У Марфиньки-то? Она полагала, это будет сеанс любования чем-то очень красивым.
– Например, вами? – Я наконец догадалась, почему тетушка сердится и досадует.
Нарядились старушки-подружки на эти их вязально-визуальные посиделки так изысканно-затейливо, что даже привычный к перформансам Василий Кружкин, наш сосед-художник, загляделся и споткнулся, встретив их во дворе. Скучные дамы со спицами и клубками, очевидно, оказались не той аудиторией, которая могла по достоинству оценить модное дефиле.
– Это уже неважно. – Тетушка мою догадку не подтвердила, но и не опровергла. – Я звоню, чтобы предупредить тебя: мы немножко задержимся в оптике, но к восьми я вернусь.
– Это поздно! – заволновалась я. – В двадцать десять я должна быть на Московском вокзале.