Интересно, кто это был: предки-колдуны, или результат кислородного голодания моего мозга? Или под воздействием все того же проклятого зелья такие штуки в порядке вещей? А птичка? Мерзкая тварь, он с ними явно связан, но как именно? Сто пудов, он следил за мной. Похоже, здесь они искали мое тело, и, судя по тому, что я жив, не нашли. Теперь они гадают, помер я, аль нет. Распорки могли и сами собой рухнуть, а я вполне мог затихнуть в пепле посреди поля. Поди найди! Я очень надеялся, что эти назойливые провожатые с манерами террористов, наконец, отвяжутся и оставят меня в покое. Теперь я был точно уверен, что лучник, западни, пожар и подкоп на спуске – составляющие их мерзкого замысла. Но ассоциировать эти козни с Испытанием, как его описывал Варья, – в конце концов, там четкие правила игры с намеком на благородство даже смерть выставляли не в таком обидном свете, – мне не хотелось.
То, что даже барахтаясь под водой я не бросил оружия, дало мне повод проникнуться к себе уважением. Теперь я могу идти дальше, и я обязательно пойду. Испытание либо убьет меня, либо сделает сильнее. Ведь это же и есть верный способ рассуждать в этом мире, не так ли, господа предки? Так знайте, я ныне не тот, что давеча, покрепче буду, и к тому же, теперь я шибко зол на вас!
Я прошествовал мимо каменного истукана, и сопровождаемый трелями сверчков ступил под своды самого сказочного леса, о котором мне когда-либо в жизни доводилось слышать.
Предки, если это они стояли за моими неприятностями, были самыми настоящими беспринципными мерзавцами. И я почувствовал, что мною движет отныне не просто желание выжить, но и стремление сломать эту ненормальную сложившуюся здесь ситуацию, во что бы то ни стало, независимо от того, на самом деле это происходит, или только в моей голове.
Человек, который промочил ноги, перестает обращать внимание на лужи.
Из наблюдений автора
Между прочим, идти по ночному лесу – адски тяжелое занятие. Тем более для человека, который впервые в жизни попал в такой переплет.
Маршрут, ясное дело, был совершенно мне незнаком. Лес обострил мои чувства до предела. Зрачки привыкли к темноте и, несмотря на дефицит освещения, контуры деревьев и рельеф дороги я различал довольно сносно. Всякий раз, когда ступня опускалась на обломки сучьев или цеплялась за грубую поверхность выступающих из почвы корней, я скрипел зубами, опасаясь выдать себя вскриком. Тропы дробились на рукава и расходились в стороны, или наоборот, сливались с другими; поминутно передо мной стояла задача выбора направления. Стараясь ориентироваться по положению луны над темнеющими на горизонте пологими отрогами гор, я пробирался вперед, царапая ноги о редкий подлесок и стараясь не обращать внимания на бесчисленные нападения комарья.