– Зависит от обстоятельств. Открывать порталы в ваш мир очень затратно, да и по очевидным причинам сюда Аделаиде лучше не возвращаться. Если мне правильно объяснили, то сегодняшний побег из тюрьмы только усугубил её положение, – равнодушно ответил маг.
– Ида, что же ты творишь? Ты же сделала только хуже! Если до этого у нас были пусть крохотные, но шансы на оправдательный приговор, то теперь их точно нет! – отец сжал кулаки, сурово сдвинул брови, но подумал несколько мгновений и всё-таки вернулся к чтению договора.
– Подписывай, – прошептала мама. – Наверное, другой мир лучше, чем тюрьма. Подписывай, дочка! И помни, что мы тебя очень любим. Пусть у тебя всё сложится хорошо! Береги себя, девочка моя…
Она прижала меня к себе, и щека стала влажной от её слёз.
– Какие-то вещи ей собрать с собой? – спросил отец.
– Нет, ничего не нужно. Наш мир не приемлет вещей из других миров.
– У вас есть доказательства, что вы маг? – выглянул из своей комнаты старший брат.
Шаритон вытянул руку, и над его ладонью заклубился тёмный сгусток. Братишка завороженно наблюдал за происходящим.
– А мне с ней можно? – с надеждой спросил он.
– Нет, со мной пойдут только невесты. Аделаиде повезло, что она подходит. Иначе я ничем бы не смог помочь.
– И что теперь? – обречённо спросил отец, и от его голоса всё внутри оборвалось.
– Папа, мама, простите меня! Я не специально! – я стиснула родителей в крепком объятии.
– Ты можешь остаться, как-то вернуться в камеру, выйти по УДО… – неуверенно начал отец.
– Игорь, какое УДО?.. – всхлипнула мать.
– Мало ли, могут и поменять законы со временем…
– Не хочу. Не хочу жить в тюрьме! Я невиновна! Я не сделала ничего плохого! Почему я должна сидеть в тюрьме? – голос сорвался.
– Госпожа Аделаида, подписывайте договор, и вас отвезут на место открытия портала. Мне ещё нужно успеть вылечить двух маленьких девочек, – поторопил меня Шаритон.
Утирая слёзы, я вышла из дома в последний раз. Меня душила тоска. Я любила родителей, братишек, наш дом. У меня было множество подруг и друзей. Я бы ни за что не ушла в другой мир, если бы не угроза страшного тюремного срока. От десяти до пятнадцати… Это же вся моя сознательная жизнь!