– Тётя, у вас есть малыш? – спрашивала Футико, вторая снизу, похожая на западную куклу, повисая на нашем кухонном окне и внезапно выглядывая.
Раньше по соседству жили старики, ухаживавшие за маленьким двором и державшие кур. Потом они уехали в Осаку к сыну, и дом долго стоял пустым. За лето двор зарос травой, даже курятник заполонили белые цветы, часто растущие у железной дороги. Но когда въехала семья с семерыми детьми, сорняки быстро исчезли, образовав отличную площадку. Дети, вооружившись метлами побольше себя, сгребали листья и жгли их.
В саду пустовавшего дома росла хурма, на которую я положила глаз. Дерево было усыпано плодами, покрытыми голубоватым налётом. Каждый день я с нетерпением разглядывала их из кухни – ещё две недели, и можно будет собирать. Но тут подселились эти семеро, и мне оставалось лишь с завистью наблюдать.
Четвёртый по счёту мальчик, По-тян, сжигая листья, спросил:
– Мам, а когда уже можно срывать хурму?
Низенькая полная мать улыбнулась, взглянув на дерево:
– Ой, нет, ещё рано. Зелёные, живот заболит.
Я тоже разглядывала сквозь ветки тёмные плоды с чёрными пятнышками.
Осень стояла сухая – половинки облаков порхали вместе с листьями. Дождя не было совсем. Из соседского дома в мою рабочую комнату доносились разговоры:
– Скоро похолодает… Ой, смотри, когда я говорю, изо рта пар идёт! – это голос старшей дочери, четырнадцатилетней Сумико.
Вскоре после их переезда двенадцатилетняя Кэйко и По-тян принесли вечером письмо. На конверте стояло имя Коидзуми Кокусэки.
– Ах, вот как… Передайте отцу, что он может зайти, если хочет, – сказала я.
Мальчик тут же нырнул под забор, чтобы позвать отца.
Кэйко сидела с невозмутимым видом:
– У вас такой тихий дом…
Мне вдруг стало неловко, и я включила радио:
– Вот, послушайте.
Как раз играли «Итальянку в Алжире» Россини с красивыми трубами. Кэйко, в красно-чёрной пёстрой кофте, прятала руки.
– Ну-ка, покажи тёте свои ручки.
Она нерешительно протянула ладони – милые, но грубые, как у взрослой.
– Ты помогаешь на кухне?
– Да, варю рис, – та застенчиво улыбнулась.
Я совсем не знала Коидзуми Кокусэки и размышляла, о чём с ним говорить, когда По-тян привёл гостя. Тот, громко хохоча, ввалился в комнату, будто к себе домой, и уселся рядом с моей матерью, приведя её в изумление.
С полотенцем на поясе и в пёстрой юкате сына он выглядел настоящим горцем.