Он направился к двери, но остановился у выхода: – Виктор Павлович, я подготовлю докладную в минздрав. Рекомендую изолировать этих людей и начать лечение нейролептиками. И прекратить эту истерию, пока она не распространилась на весь город.
Дверь за ним захлопнулась. В зале повисла тяжёлая тишина.
– Может, он прав? – неуверенно сказал кто-то. – Может, мы действительно поддаёмся панике?
– Нет, – твёрдо сказал главврач. – Я знаю Эдуарда Марковича двадцать лет. Он отличный врач, но… консервативный. Не признаёт ничего, что не укладывается в привычные рамки. А у нас тут явно что-то выходящее за рамки.
Он повернулся к Алине: – Доктор Морозова, вы сказали, что работаете с пострадавшими. Что вы о них думаете? Как специалист?
Алина встала, чувствуя на себе десятки взглядов: – Я провела с ними несколько часов. Беседовала, тестировала. Это не психоз. Люди полностью адекватны, ориентированы в реальности. Единственная их "странность" – утверждение, что их не помнят близкие. И у всех идентичные рассказы о процедуре в центре.
– Что за процедура? – спросил главврач.
– По их словам, это расширенное сканирование мозга. Пациента помещают в специальную камеру, подключают множество датчиков. Процедура длится около сорока минут. Некоторые упоминали странные ощущения – покалывание в голове, вспышки света, чувство, будто "что-то копается в мыслях".
– Звучит как МРТ с наворотами, – заметил Самойлов.
– Кроме одной детали, – продолжила Алина. – Все говорят, что после процедуры чувствовали себя "обновлёнными". Как будто из головы убрали что-то лишнее. Улучшилась память, прошли головные боли, повысилась работоспособность.
– Слишком хорошо, чтобы быть правдой, – пробормотал кто-то.
– Именно. И ещё одно – странные сны начинались примерно через две недели после процедуры. Всем снилось, что они становятся прозрачными, что люди смотрят сквозь них.
Главврач задумчиво постукивал пальцами по столу: – Нужно получить доступ к оборудованию центра. Понять, что именно они делают.