– Но ведь это же и есть его величие! – возразил Егор Алексеевич. – Способность мыслить, задаваться вопросами…
– Величие? – горько усмехнулся Иван Петрович. – Посмотрите на себя, на меня, на всех нас – что мы делаем со своим разумом? Мучаем себя вопросами, на которые нет ответа! Была бы лучше нам жить, как животные, – инстинктами, не думая о завтрашнем дне…
– Нет! – воскликнул Егор Алексеевич, и в голосе его прозвучала такая страсть, что Иван Петрович даже вздрогнул. – Нет, не говорите так! Если мы откажемся от поисков истины, от стремления к высшему, то действительно станем хуже животных. Животное хотя бы честно в своей природе, а мы… мы будем лгать самим себе!
– Но что, если истины нет? Что, если мы ищем то, чего не существует?
– Тогда… тогда сам поиск и есть смысл нашей жизни, – тихо сказал Егор Алексеевич, и эти слова прозвучали для него самого как откровение.
Они проговорили до утра, эти два одиноких человека, пытаясь нащупать какую-то опору в хаосе своих сомнений. Когда рассвело, Иван Петрович ушел, а Егор Алексеевич остался один со своими мыслями, которые после этого разговора стали еще более запутанными.
Прошло несколько дней. Егор Алексеевич по-прежнему ходил в департамент, переписывал бумаги, получал свое скудное жалованье, но внутри у него что-то изменилось. Разговор с Иваном Петровичем словно расшевелил давно застоявшуюся боль, и теперь она жгла его изнутри с удвоенной силой.
Именно в таком состоянии застало его письмо от сестры Анастасии. Она жила в Москве, была замужем за мелким торговцем, и они не виделись уже три года. Письмо было коротким и полным отчаяния:
«Дорогой брат! Пишу тебе в страшном горе. Муж мой умер от чахотки, оставив меня с двумя детьми и долгами. Я уже продала все, что можно было продать, но денег хватит только на месяц. Помоги, ради Бога! Знаю, что у тебя самого мало, но ты – единственный, к кому я могу обратиться. Твоя несчастная сестра Настя.»
Егор Алексеевич перечитал письмо несколько раз, и каждый раз его сердце сжималось все сильнее. Настя… его младшая сестра, которую он так любил в детстве! Он помнил ее смеющейся, беззаботной девочкой, которая бегала за ним по двору их родительского дома в Рязанской губернии. А теперь она одна, с двумя детьми, без средств к существованию…
Но что он мог сделать? У него самого едва хватало денег на собственное существование. Жалованье его было ничтожным, а других доходов не было. Правда, он мог бы занять денег у ростовщика, но под какие проценты? И чем потом отдавать?