Антон едет через центр, успокаивает себя тем, что вся ее эта командировка закончится, что это дело поправимое, дело времени. Время – это как раз то, что способно отделить настоящее от будущего.
Мокрый снег прилипает к лобовому стеклу, дворники едва справляются, и это их мерное мелькание не успокаивает, не приносит утешение. Грачев никогда не любил московской зимы. Мерзкая, мрачная пора, даже улицы, расцвеченные иллюминацией и множеством фонарей в предвкушении Нового года, в дни, когда небо затянуто серой плотной завесой, мало что могли изменить. Дороги превращались в сплошные потоки месива из реагентов и белого снега. Сегодня без Даши все еще более унылое.
В теле Антона возникает мерзкая дрожь, ему не по себе. Это новое ощущение бьющейся в груди птицы заставляет его сменить маршрут, он сворачивает на широкий проспект и двигается в сторону центра города. Встает в пробку. Приступ лихорадки не прекращается, Антон чувствует, как холодный липкий пот приклеил его рубашку к спине. Грачев хочет выйти из машины, снять с себя куртку, но его Гелик так зажат среди автомобилей, что и думать нечего об этом. Удручающая и жуткая ситуация стянутого машинами пространства усугублялась окутывающими их мраком и сыростью. Головная боль резко выстреливает в правый висок и разливается в затылке. Для Грачева ничего нового, он машинально тянется в карман, выдавливает из блистера две таблетки цитрамона, запивает их и закрывает глаза. Сигналят, но Грачев не слышит. Девушка в норковой шубке нараспашку и нежно-розовой блузке с кружевом скребется в боковое стекло. Грачев просыпается от звука и опускает окно.
– Поехали, – говорит она с улыбкой.
Антон отпускает тормоз, машина катится, а он удивляется: оказывается, в этом мрачном городе есть люди, которые могут улыбаться. Кончается снег, и выглядывает солнце, белое и злое – оно слепит глаза Антону, он опускает козырек, надевает очки, но солнце все равно просачивается сквозь невидимые щели. Слезятся глаза – Грачев плачет. Он должен найти в себе силы и перестать хандрить. Но улыбаться нет желания. Боль в голове не прошла, но стала тупой и однообразной. Чтобы хоть как-то изгнать из души тоску, он доезжает до уличных торговых рядов с разной предновогодней мишурой, удачно паркует машину на освободившееся место и идет на базар. Толпа людей растекается по узкому проходу между красивых пряничных домиков. На углу дородная старушка, завернутая в светлый павлопосадский платок, торгует кружками с символом будущего года – красной обезьянкой. Антон поднимает одну из кружек, бессмысленно вертит в руках, покупает пару – себе и Даше – идет к машине. Однако, поскальзывается и, размахивая руками, разбивает одну кружку о прилавок киоска. В глаза его бросается цвет осколков, хаотично распавшихся на мутном льду. Странный узор с бордовыми, словно кровь, разводами и черные пятна грязи, похожие на дыры. Внезапный испуг от несправедливого и непоправимого разгорается внутри и перекидывается на сердце Антона. Оно тикает, как будильник в районе нагрудного кармана, и он прижимает его свободной рукой, чтобы унять этот стук. Антон идет к машине и не понимает, за что ему такое наказание. Он с таким трудом поймал свое хрупкое счастье, а теперь.