Звуки борьбы стихли.
Чьё-то незнакомое лицо склонилось над ней и пыталось привести в чувство.
– Девушка, девушка, вы меня слышите?
Лианна всё слышала, но не могла шевельнуться…
– Девушка, с вами всё нормально?
«Конечно. Разве не видно…»
– Девушка…
Лианна вновь закрыла глаза. Её сознание проваливалось в бездну.
– Обалдеть. Тут везде кровь. Звони в скорую, быстро…
«Я тебя люблю. Я хочу быть отцом твоих детей. Наших детей. Я хочу сделать тебя самой счастливой».
Темнота.
«Это ты. Ты была за рулём. Мне всё равно. Мне ничего не будет!»
Темнота.
«Всё из-за тебя. Как ты могла?»
Яркий свет ударил в глаза сквозь закрытые веки.
Лианна очнулась в больничной палате.
Мир вернулся к ней не сразу. Сначала – боль. Глухая, как удары в дверь изнутри черепа. Голова ныла так, словно её сжимало обручальное кольцо, надетое насильно, причём слишком тугое, которое сжимало каждую мысль. Она попыталась приподняться, но тяжесть в затылке не дала даже качнуться – будто сама кровать держала её, не отпуская.
Рядом была мама. Лицо её дрожало от облегчения, и в следующую секунду она припала к дочери, осыпая её поцелуями – торопливыми, судорожными, с хрипами сдерживаемого плача. Лианна чувствовала её губы на лбу, на щеке, на виске – как слепые, трясущиеся крылья. У неё самой не было сил ни на улыбку, ни на слёзы. Она просто лежала, словно фарфоровая кукла, едва вернувшаяся в этот мир.
Позже, со слов матери, она узнала: человек, которого они сбили, выжил. Более того – пострадал меньше, чем ожидали врачи. Что его друзья, ушедшие пешком за бензином, вернулись как раз вовремя и вырвали её из рук безумного парня. Что Танир, пережив тот психоз, оказался в реанимации и теперь, вероятно, навсегда останется прикованным к креслу – чужой среди собственных конечностей. Что парней, избивших его, всё же поймали и завели уголовное дело. Хотя они, в тот вечер стали её спасением.
Лианна слушала всё это как сквозь воду. Всё это было – и не было. Голоса звучали откуда-то извне. Они проходили мимо, не задевая за душу.
Как бы это было неправильным, её не занимала справедливость. Не волновал ход следствия. Даже Танир, с его безумным шёпотом, растворился где-то на краю сознания.
Больнее всего было другое: она не успела проститься с дядей. Не увидела его в последний раз. Не сказала ему самого важного.