Вообще, Джон нормальный парень. Законы морского братства для него святы. Работает как зверь, не угонишься за ним. Но, когда не работает, всегда лежит на своей нижней койке. И курит. А курит он «Партагас» или «Лигерос», жутко вонючие и фантастически крепкие кубинские сигареты. Курит постоянно, по две пачки в сутки. Но, каким-то образом к концу рейса сигареты у него не кончаются. Наверно потому, что у него никто не «стреляет».
Моя койка верхняя, вдоль борта. И весь этот лигеросно-солярный коктейль я пью полными лёгкими. Подташнивает. Но на палубу в такой шторм не выйти. Каюты экспедиционного состава расположены в бывшем трюме, выход через тамбучину на открытую палубу. А там волны сейчас гуляют.
Пытаюсь уснуть. Судно идёт то носом на волну, то вдруг становится бортом, и тогда волны лупят в борт, как кувалдой, а качка пытается выбросить меня из койки. И кто придумал кровати расположить вдоль борта?
– Рыскает на курсе, – бурчит Джон, не отрываясь от чтения, – Генка на вахте. Понаберут салабонов…
Матроса Генку я знаю. Он ненамного старше меня. Сачок. Чуть устал – сразу замену просит. Я сколько раз его подменял. Мне нравится стоять на руле. Судно меня слушается. Капитан даже хвалил.
Судно пошло ровнее. Я, кажется, задремал. Необычайно резкий крен на левый борт, меня вышвыривает из койки, я становлюсь ногами на дверь, и затем, схожу по ней на палубу каюты. Удивительный кульбит, нарочно ни за что не повторил бы! В каюте всё, что не было закреплено, слетело на палубу. Даже графин умудрился вылететь из гнезда.
– Гидрологу Квашину подняться на мостик! – команда из динамика.
– Давно пора, – говорит Джон. – Иди, Витёк, замени салагу. Мы хоть поспим спокойно.
Одеваюсь: брезентовые штаны, дерматиновая зюйдвестка, матросские ботинки-«гады». Выбираюсь в тамбучину, подгадываю момент между волнами, проскакиваю в надстройку. На мостике капитан и вахтенный помощник.
– Можешь на руле подменить? – спрашивает капитан.
Он не имеет права мне приказывать, я в экспедиционном отряде.
– Разрешите принять вахту, – говорю я вместо ответа.
На самом деле меня распирает от гордости – сам капитан меня просит!
Принимаю в буквальном смысле – из рук в руки рукояти тяжёлого, большого, мне по грудь, рулевого колеса. И сразу начинается работа. Руль как живой, бьётся, рвется из рук в разные стороны. На нашем старом «Экваторе» передача штурвала штуртросовая. Это значит, что вращение рулевого колеса передаётся на перо руля с помощью стальных тросов, проходящих под палубой по системе блоков. Это вам не гидравлика! Тут весь напор воды, всю мощь волны ощущаешь буквально своими ладонями.