– Красивая работа, – кивнула она, отпивая свой жутковатый напиток, пахнущий то ли корицей, то ли терпением. – Но ты привлекаешь к себе слишком много внимания.
– А ты, наоборот, слишком его избегаешь. Уравновешиваем друг друга, – пожала я плечами и сделала заказ официанту. Зелёный чай с лимоном, как всегда.
Яра смерила меня взглядом поверх кружки.
– Уравновешиваем… – протянула она с лёгкой иронией. – Как свет и тень.
– Или как бензин и спичка, – усмехнулась я.
– Только не забудь, кто из нас что.
– Это зависит от того, кто в этот раз бросит первый.
Она чуть отставила чашку и наклонилась вперёд, изучая меня:
– Ты выглядишь спокойнее, чем должна.
– А ты – напряжённее, чем хочешь казаться. Всё-таки семья, считываем друг друга с полувзгляда.
Пауза. Она отвела глаза к окну.
– Мама спрашивала о тебе.
– Ну конечно. Не звонила, но спрашивала. В её стиле.
Яра не ответила. Просто сделала ещё один глоток и, как всегда, оставила в воздухе недосказанность – как приманку, как паузу перед тем, как начнётся настоящая тема разговора.
Я отпила чай – зелёный с лимоном, знакомый до последней ноты. Терпкость, свежесть, лёгкая кислинка – как начало дня, в котором ты вроде бы никуда не торопишься… но внутри уже гремят кости.
– Знаешь, – начала я, глядя на Яру поверх чашки, – с таким цветом волос тебя точно не потеряют в толпе. Или в аду. Особенно в аду.
Она даже не моргнула. Только чуть приподняла бровь.
– По крайней мере, мои волосы не выглядят так, будто я каждое утро дерусь с феном и проигрываю.
Я прыснула от смеха, чуть не поперхнулась чаем.
– Это не проигрыш, это хаос с концепцией. Есть даже термин – «естественный взрыв львицы».
– Ага, звучит как диагноз, – бросила Яра, отпивая свой матча латте, словно это была не зелёная болотная жижа, а бокал дорогого вина.
– Лучше диагноз, чем ежедневное превращение в багровую сирену, – хмыкнула я, дёргая кончик её длинных ярко-красных волос, свисающих через плечо. – Кстати, ты не думала, что если тебя кто-то схватит за волосы, это будет конец?
– Если кто-то решит схватить меня за волосы, – сказала она спокойно, – у него, скорее всего, уже нет пальцев. Или он очень влюблён и очень глуп.
– Звучит как твой типаж, – подмигнула я.
Она улыбнулась – тонко, почти незаметно, но я увидела это. Мы умели играть в эту игру: чуть-чуть уколоть, чуть-чуть посмеяться. И в этом был уют. Своеобразный, шершавый, но настоящий.