Все-таки неофициальные ловцы аномалий – те, кто не на федеральной службе – действительно частенько знались с самыми мутными слоями населения, бандитских связей и выходов на самого разного рода черных копателей и черных же торговцев у таких людей хватало. Зато и польза от них была – пока официальную службу дождешься, иной раз лиха хлебнуть успеешь ого сколько.
Чем ближе к сердцу Разрыва – бывшего эпицентра ЗОА – тем чаще ловцы попадались. Бывали ли ловцы среди виденных ими лично ходоков, спросил Женька у начстанции – и в ответ услышал искренний смех.
– Какие тебе ловцы среди этих чудиков! – ответил метеоролог. – Ты бы еще спросил – а эти, как их, ролевики реально воевать умеют или нет!
Женька тогда хмыкнул и ничего не сказал – сравнение «ходоков» с толкинистами показалось ему забавным, но и чуточку обидным. Все-таки Харальд, то есть Олег, его ближайший друг, был из любителей в юности побегать с текстолитовым мечом. Быть КМС по стендовой стрельбе ему что-то это никак не мешало, между прочим.
Во всяком случае, мужик с сумкой Женьке показался скорее как раз ходоком – из-за сумки и кроссовок в основном, конечно же.
– Эй, парень! Тебя подвезти, или как?
Женя сам толком не понял, почему тормознул – «ходок», услышав звук двигателя женькиного автомобиля, остановился, обернулся и долгим оценивающим взглядом окинул приближающийся «Крузер». Поднял было руку в характерном жесте голосующего – точнее, собирался поднять. На полпути точно передумал, махнул ладонью и, перекинув оттягивающую плечо сумку поудобнее, развернулся и зашагал дальше – быстро и зло. Видимо, даже решил не пытать удачи, голосуя на полупустом проселке, и прекрасно отдавая себе отчет – никто не горит желанием брать с собой странного туриста-недотепу.
Козлов поглядел в его обтянутую курткой спину, над которой роилось кровожадное комарье, на обметанные липкой грязью кроссовки и джинсы – и только головой покачал.
Позже Евгений вспоминал – окликнув типчика, он тут же остро пожалел о своем решении, в особенности когда предполагаемый «ходок» поднял голову, смерил неожиданного доброхота тяжелым взглядом темно-серых глаз и молча кивнул.
Впрочем, сожаление было мимолетным, а равно и совершенно самому Жене несвойственным: и вот это-то несоответствие собственной натуры и мерзенького чувства внезапной мизантропии заставило Козлова встряхнуться и распахнуть дверцу.