Невесть откуда появился человек в мятом пиджаке. Он почесал щетинистую щеку, опасливо глянул по сторонам желтушными глазками, наклонился к пострадавшему, ловко вытащил бутылку из чужого кармана и, не оборачиваясь, зашагал прочь.
Преодолевая тошноту, Алексей подошёл ближе, присел. Витёк открыл глаза. Взгляд был осмысленным.
– Поймал, – прохрипел он, протягивая руку с мятой пачкой. – Лёшка… Возьми. Пригодится. Там номерок счастливый…
Алексей растерянно взял расплющенную пачку. Слова соседа прозвучали как полный бред. Он перевернул пачку – и правда, на месте склейки виднелся номер – разноцветные буквы и цифры.
Жалость, перемешанная с омерзением, пронзила Алексея. Он понесся вперед, не разбирая дороги. Лицо жгло от едких слёз. Он тер щеки рукавом, но слёзы всё лились.
***
В конце недели Алексей остался один в квартире – мать уехала на дачу. От формул по физике и математике гудела голова. Проигрыватель лениво крутил зарубежную пластинку, тоскливая психоделическая музыка наполнила сырую квартиру. Хотелось выйти во двор, но каждый раз возникал суеверный страх – третий день у подъезда дежурила мерзкая старуха в черном зимнем пальто с каракулевым воротником.
Кажется, ее звали Авдотьей, она жила на первом этаже и страдала астмой. Словно уловив любопытный взгляд Алексея, старуха достала из-за пазухи резиновую трубочку и принялась остервенело, с покашливанием и хрипом, дуть в мундштук. С каждым выдохом под пальто раздувалась резиновая подушка, вскоре на асфальт посыпались отскочившие пуговицы. Встревоженная моль полетела во все стороны из рыхлой ткани. Раздутая как утопленник, пошатываясь, Авдотья зашагала по направлению к продмагу. Низенькую ограду детской площадки она преодолела, почти паря по воздуху.
Алексея затошнило, волной нахлынула тревога. Не выдержав, он выбежал за дверь, пролетел стремглав по лестнице и бросился к метро. У самой станции, на улице Хлобыстова, стоял заветный дом, за окнами которого влюбленный ученик следил еще с мая. На третьем этаже жила Маргарита Львовна.
Прислонившись плечом к стволу тополя, Алексей закурил, с легким головокружением осмотрелся. За занавесками шевелились тени. Духота заставляла жильцов открывать окна нараспашку. Будто на сцене театра, в клетках хрущевок чужая жизнь охотно выставляла себя напоказ.