Бригс замер, сжимая холодный корпус энергоячейки так, что пальцы побелели. Он смотрел не на сияющие образы, а сквозь них, на грязные, облупленные стены склада, на лицо Рока, искаженное ненавистью, на нервно дергающегося Кибера. Этот гол, этот блестящий фасад «рая» был плевком в лицо. Плевком в память.
Перед глазами всплыло другое лицо. Не идеальное, не сияющее. Бледное, осунувшееся, с темными кругами под глазами, которые казались огромными на фоне впалых щек. Сестра. Лена. Ее хриплый кашель, разрывавший тишину их убогого убежиша. Ее горячая, сухая рука в его ладони. Ее глаза, полные страха и немого вопроса: «Почему?» Почему нет лекарства? Почему нет денег даже на самый дешевый антибиотик? Почему «Оптимальное Будущее», предсказанное Алгоритмами для избранных, не оставило места для ее двадцати лет?
«Бригс?» – тревожный шепот Кибра вырвал его из кошмара. – «Тень, ты как?»
Бригс резко выдохнул. Голограмма погасла, растворившись в смоге, оставив после себя лишь горькое послевкусие лжи и более густую, чем прежде, тьму. «Ничего. Собирайся. Пора валить». Голос его был ровным, ледяным. Но внутри кипела старая, знакомая ярость. Ярость, которая согревала лучше любого обогревателя. Ярость, которая напоминала: этот «рай» построен на их костях. На костях Лены.
Он бросил последний взгляд на место, где сиял мираж Эдема. Не на сияющие башни, а на мрак Сектора 4 внизу. На свою территорию. На свою войну.
«Пошли. „Голем“ не ждет». Он повернулся, и тени склада сомкнулись за ним, поглощая фигуру лидера, который нес не только энергоячейки, но и непогасшую искру мести, раздуваемую каждым видом этого проклятого, лживого сияния. Тень над Сектором 4 сгущалась, и в ней таилась не просто кража, а первая микроскопическая трещина в фундаменте богов.
Сознание Элис Вандербильт вернулось не резко, а как вода, медленно заполняющая идеально отполированную чашу. Не было ни мгновения дезориентации, ни борьбы с остатками сна. Просто – включение. Тишина была первой ощутимой вещью. Не абсолютная, конечно. Где-то за стенами ее апартаментов, в недрах башни «Астра», мягко гудели системы жизнеобеспечения, создавая едва уловимый, успокаивающий фон. Но это был звук машины, а не жизни. Ни криков, ни грохота, ни воя ветра. Только безупречная, дорогая тишина.