Но потом…
Потом чашка опустела.
И мир поплыл.
Голова закружилась, ноги стали ватными, когда она попыталась встать. А перед глазами заплясали тёмные пятна.
Последнее, что она увидела, – ухмылку незнакомца.
Жуткую. Голодную.
И провалилась в беспамятство. Её накрыла тьма густая, вязкая, как тягучий сироп, пропитывающий сознание.
Когда часы пробили десять, а Тося так и не переступила порог дома, в материнском сердце защемило холодное предчувствие. Обычно дочь возвращалась не позже восьми вечера – аккуратная, как часы, тихая, словно тень. Ее отсутствие было неестественным, тревожным. Будто в привычную мелодию вечера ворвался фальшивый звук.
Мать металась между телефоном и окном, вглядываясь в темноту за стеклом, надеясь увидеть знакомый силуэт. Пальцы дрожали, набирая номера подруг, учителей, даже храма, где Тося часто помогала. Но везде звучали одни и те же слова: