К полудню наш отряд добрался до ручья Кокиткан – конечной цели и, найдя подходящее место для табора, разгрузили поклажу.
Вдоль ручья был бор и на подъезде к месту мне из-под собак удалось убить глухаря. Борис заторопился, решив до темна добраться до времянки, где мы ночевали и верхом поехал домой, привязав к седлу глухаря, которого ему я отдал, и пожелав нам ни пуха, ни пера.
Остались мы вдвоем, не считая собак.
Подготовили табор и, попив чаю, я, дав Петру наказ никуда не ходить, подтащить ещё дров на ночь, решил пройтись вдоль ручья и подыскать удобное место для строительства избушки. Собаки увязались за мной, за исключением Лютого, оставшегося со своим хозяином.
Пройдя по косогору вдоль ручья, я нашел место удобное для жилья. Это была чистая площадка, рядом бор с подручными ровными соснами и ключом внизу, метрах в двадцати от будущей избушки.
Пока я обследовал место, собаки убежали на ту сторону ручья и вскоре послышался их звонкий лай, по которому я определил, что они облаивают соболя или глухаря, так как они лаяли с одинаковой интонацией.
Подкравшись к собакам, я увидел сидящего на березе крупного соболя.
Добыв его, я похвалил собак за усердие и видя, что уже начало темнеть, перешёл ручей и направился к табору.
Ещё не успел я пройти и половину пути, как в ручье снова залаяли собаки. Послушав, я понял, что лают они опять соболя, но в связи с наступившей темнотой на лай не пошёл. Вечером я обдирал белок, добытых за два дня, и соболя и развешал сушить на прутьях подальше от огня и повыше от собак.
Кобели пришли позже и мы, накормив собак тушками белок, а их набралось около двадцати, поужинав, улеглись отдыхать, примостив рядом оружие. Огонь горел ярко, обдавая нас теплом, и обменявшись впечатлениями о прошедшем дне, мы крепко уснули.
Забыл упомянуть – у Петра был один недостаток: он был близорук и носил очки.
Сколько мы спали – не знаю, но меня разбудил страшный рёв собак. Они все пятеро так громко орали в ночи, что я спросонок толкнул Петра и крикнул: «Петька! Вставай, медведь!».
Огонь погас, только жар ещё краснел на огнище.
– Разжигай огонь и сиди тихо, а я пошёл!
Схватив двустволку и надев ремень с ножом и двумя патронташами, я отошёл от табора и прислушался. Собаки лаяли уже метров за двести. Послушав внимательно, я понял, что они лают сохатого. Темень была непроглядная, но я решил идти, так как небольшой снежок давал возможность подальше увидеть собак и силуэт зверя.