Петр пришёл ко мне по моему зову, по моим следам, хотя, скрадывая медведя, я под ветер сделал полукруг, что в дальнейших событиях сыграет главную роль.
Медведь был очень жирный с замечательной пушистой шкурой и мне, по правде говоря, даже было его немножко жаль, хотя, конечно, если бы он хоть чуть-чуть ввалил мне за беспокойство, то моё мнение изменилось бы на противоположное.
Я сам ободрал медведя – у Петра был только складешок – с лапами, с головой, и осталось разделать тушу и обрезать сало. После первого выстрела мне могли бы грозить неприятности – пуля попала по месту, которое охотники называют полое, то есть не убойное. Медведь, по-видимому, в момент выстрела переместился. Между двух колод постелили жерди, разложили мясо и сложили горкой обрезанное сало. Падал редкий снежок, было тепло. Я был без шапки, ружьё стояло в стороне, прислонённое к пню. Было тихо.
Собаки, наевшись внутренностей, лежали по сторонам, глядя на наши хлопоты. Казалось, ничего не предвещало опасности.
– Георгиевич! Ты на всякий случай ружьё перезаряди, ведь там пустые гильзы, – сказал мне Петр и как в воду глядел.
Я зарядил ружьё, поставил рядом, и мы сели немного отдохнуть, прежде чем прибрать остывшее мясо от лишних иждивенцев. На душе была благодать, день шёл к концу и прошёл не зря, мечталось о крепком вечернем чае и вкусной еде, а после этого об отдыхе. А в это время…
Огромный медведь (два с половиной метра от кончика хвоста до носа) олицетворение почти трехсоткилограммового сгустка силы, мощи, злобы и безжалостности брёл по притихшей, словно вымершей после дневной суеты тайге.
Медведь был голоден, зол и очень опасен. Его собратья уже давно залегли в берлоге и постепенно прожигая накопленное на долгую зиму сало, впали в спячку. У этого зверя такой возможности не было. Летом, во время гона, он получил серьезную травму лапы от такого же мордоворота, как и он сам, и все попытки вырыть берлогу ни к чему не привели. Лапа болела, постоянно ныла и, чувствуя безысходность своего положения, медведь был непредсказуем. Ягодники завалило снегом, добыть копытного зверя из-за травмы не было возможности и наступившая осень, за ней и зима, не предвещали ничего утешительного.
Впереди только голодная смерть. Но в борьбе за жизнь до последнего её мига зверь был готов на всё. Теперь этот медведь обретал название – шатун.