Родная дочь явилась под утро. Прошла прямиком к холодильнику, достала миску с отбивными котлетками и проглотила рюмку коньяка. Отец смотрел с любовью на своего ребенка. Он не видел совсем недостатков в своей дочери, не замечал всего того безобразия, что замечали посторонние люди. Он не видел, что Риммочка помята, что макияж размазан, что кудри распушились, как будто их всю ночь терзали по подушкам, что джинсы сползают, а пузо висит, и что тинейджерские майки, разрисованные жуткими принтами, трагично контрастируют с сапфирами и платиной, которые папочка успел подарить своей дочери еще до того, как лопнул его банк. Все это мелочи, их папочка не видел, он видел тонкий нос, такой же, как у него, он видел румяные щеки и черные внимательные глаза, которые всегда смотрели на него с хитринкой и восхищением. Вот только брови зря она нарисовала, папа не любил, когда рисуют козьи брови.
– Зачем ты брови сделала такие? – спросил он дочь. – Что это за брови? Это не брови, это мой смертный приговор. У нас такие брови рисовали на чучело русской Зимы, чтобы сжигать его на Масленицу.
Риммочка не ответила, она проголодалась и с аппетитом проглотила еще немножко коньячка, бойко закусывая котлеткой, сдабривая ее кетчупом и черным перцем, который она энергично вытрясала из фарфоровой маминой перечницы. Когда Риммочка потянулась за хлебом, рукав ее кофты задрался, пухлая белая ручка открылась… О, люди, люди, что увидел папа! У Риммочки появилась татуировка. На все запястье Риммочка выбила себе дракона. По черным контурам рисунка еще не прошло окровавленное воспаление. Страшно! Папе стало страшно. Он начал вопить.
– За какие грехи я страдаю? У всех моих друзей уже внуки! У всех моих друзей началась счастливая старость, а я до сих пор не сплю своих ночей! Что ты мне показала? Что ты мне принесла? Да лучше бы ты принесла мне в подоле, чем я буду всю жизнь смотреть на этот китч! Где твой художественный вкус? Зачем я водил тебя в Третьяковскую галерею?
Пока отец читал нотацию, Риммочка скомплектовала бутерброд и предложила его папе, она тоже любила голландский сыр с горячим кофе.
– В мое горло не лезет кусок! – причитал отец. – Римма! Прекрати жрать! Сейчас же! Ответь мне прямо… Когда ты выйдешь замуж?
– Пап, успокойся, – отвечала дочь, – дай мне поесть спокойно, а?