Он поднял глаза на большой купол. Там, в самом центре, был изображён Христос – с книгой в руках и строгим, но полным любви взглядом. Солнечный луч упал прямо на Его лик, и на мгновение Серёже показалось, что Христос смотрит прямо на него и едва заметно улыбается. И от этого взгляда на душе у маленького мальчика стало так светло и радостно, как не было никогда в жизни.
Глава 5. Разговор без слов
Служба шла своим чередом. Для взрослого, привычного человека время на богослужении течёт по-особенному – то замедляясь до вечности во время чтения длинных молитв, то пролетая как одно мгновение в радостных пасхальных возгласах. Но для семилетнего мальчика, стоящего в храме впервые, время просто остановилось. Оно превратилось в густой, насыщенный поток образов, звуков и ощущений, которые вливались в его душу, как река вливается в море.
Ноги уже ощутимо гудели от долгого стояния. Внимание, как непослушный котёнок, то и дело пыталось ускользнуть – то на узор трещины на каменном полу, то на залетевшую в окно осу, которая растерянно билась о стекло под самым куполом. Но бабушка Аня, почувствовав его ёрзанье, не ругала и не шикала. Она просто клала свою сухую, тёплую руку ему на плечо, и эта простая тяжесть возвращала его обратно, в торжественную тишину храма.
И тогда, чтобы отвлечься от усталости, Серёжа начал по-настоящему смотреть. Не просто скользить взглядом, а всматриваться. Он стал изучать то, что его окружало, – иконы.
Они были повсюду. Большие, в массивных, потемневших от времени окладах – на стенах. Маленькие, которые люди прикладывали к губам, – на специальных наклонных столиках-аналоях. Вся церковь была населена этими молчаливыми, строгими и печальными ликами. Раньше, в бабушкином красном углу, они казались ему просто таинственными картинками. Здесь, в своём настоящем доме, они ожили.
Вот, совсем рядом с ними, была большая икона Божией Матери. Она держала на руках Младенца, но смотрела не на Него, а куда-то мимо, прямо в душу Серёже. И в Её огромных, тёмных глазах была вся скорбь мира. Не злость, не упрёк, а бездонная, всепонимающая печаль. Серёжа вдруг подумал о том, как вчера он не послушался маму и порвал новую рубашку, зацепившись за гвоздь. И как мама не ругалась, а только вздохнула и сказала: «Эх ты, Серёженька…». Взгляд Богородицы был похож на этот мамин вздох, только увеличенный в тысячу раз. Ей было жаль не порванной рубашки, а чего-то гораздо большего. Ей было жаль каждого человека, который делает что-то не так, который причиняет боль себе и другим. И в то же время в этой печали была безграничная любовь и готовность простить.