Митрополит Алексей - страница 7

Шрифт
Интервал


Рядом, неторопливо и сосредоточенно, полола сорняки бабушка Аня. Её голова была повязана белым платком, а движения её рук были размеренными и мудрыми – она безошибочно выдёргивала лебеду и пырей, не трогая нежных морковных хвостиков.

– Ба, – вдруг спросил Серёжа, не отрываясь от своего занятия. – А почему я Серёжа? Почему не Ваня, как соседский мальчик, или не Петя?

Бабушка выпрямилась, уперев руки в поясницу, и посмотрела на внука. Солнце светило ей в спину, и её фигура в белом платке казалась окружённой лёгким золотистым сиянием.

– Экий ты вопрос задал, внучек. Важный. Думаешь, имя – это просто слово, которым тебя кличут? Ошибаешься. Имя – это как ключик от неба. Твой личный ключик.

Она подошла и села рядом с ним прямо на тёплую землю.

– Когда мама тобой ходила, ей тяжело было. Болела много, и врачи всё головами качали, тревожились. А я что? Я молилась. Каждый день подходила к иконам и просила, плакала даже. А больше всех просила твоего святого, преподобного Сергия Радонежского. Говорила ему: «Отче Сергие, помоги! Укрепи дочку мою, сохрани младенчика! А родится мальчик – твоим именем назовём, пусть под твоим покровом всю жизнь ходит». Я ему как бы пообещала. И вот ты родился. Слава Богу, крепенький, здоровенький. Разве мог я своё обещание не сдержать? Так что имя твоё, Серёженька, не мы тебе выбрали, а твой святой тебе его с небес подарил. Я его для тебя вымолила.

Серёжа перестал строить дорогу и посмотрел на бабушку во все глаза. Вымолила… Это слово звучало как что-то волшебное.

– А потом, – продолжала бабушка, и её глаза смотрели куда-то вдаль, вспоминая, – был день, когда мы тебя к Богу принесли. Тебе и сорока дней не было. Мы понесли тебя в нашу старую церквушку, в честь Успения Богородицы, что на пригорке стоит. День был зимний, морозный, снег под ногами скрипел, как сахар. А в церкви тепло, натоплено. Пахнет ладаном, воском и чем-то ещё, древностью такой, намоленностью.

Она взяла Серёжину руку в свою, сухую и тёплую.

– Ты был завёрнут в толстое одеяло, только носик торчал. А в церкви тебя развернули, и ты, конечно, испугался. Вокруг всё большое, незнакомое, потолок высокий, лики на стенах строгие, и батюшка, отец Василий, в блестящей ризе, с бородой. Ты и заплакал, конечно.

Бабушка улыбнулась своим воспоминаниям.