«Мария Романовна Филинова.
Подозрение в причастности к банде Черного Ворона, возможная передача информации Сонову В..» – гласил первый лист. Во втором были приклеенные несколько фотографий. На всех них изображена Мария, которая либо общается с какими-то людьми, либо идёт по улице. Неужели эти фотографии и доказывали ее виновность в слежке?
Третий лист уже не был вырванный – это было ещё одно письмо, подписанное Савелием Ветровым. Письмо гласило о том, что нужно отыскать и запереть Марию, а после просить за её жизнь безопасность банды Ветрова. В приказе были имена уже известных мне Валентина, Ветрова, Кузнецова и еще парочки человек: Алексея и Василия, которых я не знал. Открыв третью папку, я сразу же сопоставил данные имена с написанными в папке: около каждого была звёздочка. Значит, все точно были связаны с этим преступлением! Что же… Возможно, этого не хватит для обвинения, но, может, Николай Владимирович придумает, что с этим делать.
Уже собравшись выходить из кабинета и спускаться по лестнице, я услышал приглушённые голоса на первом этаже.
– Эх Кузнецов Кузнецов… Неужели ты не понимаешь, что вам не светит ничего, кроме погибели? Мне вот недавно поступила информация, что в вашем пабе завелась крыса, которая пытается вынюхать, в чем же вы виновны. Ты же прекрасно помнишь тот день, когда погибла Мария, не правда ли? После того дня ваша единственная надежда на счастливую жизнь это отдать перстень, который носила Мария. То, что вы его получили, совершенно не означает, что умные, понимающие люди в нашей банде не догадаются, кому вы принадлежите и чем промышляете. Нельзя же постоянно надеяться на глупых людей, разве не так? Виталий, пойми, Ветрову уже не светит хорошая жизнь – он либо сядет за убийство Марии, либо умрет от рук одного из наших людей. Но ты… Ты ещё можешь быть одним из наших, быть нам полезен. Неужели тебе лучше остаться верным этому жадному, безответственному человеку и погибнуть? – Немного хриплый, будто после какого-то ранения, голос был мне незнаком, но его владелец точно был человеком жестоким, возможно даже в какой-то мере бессердечным. Я этого не увидел, но, судя по интонации, с которой были сказаны последние слова, человек, говоривший их, ухмыльнулся.
– Пошел ты… – Сказал второй, который был, судя по всему, Кузнецов.