Меня разбудил человек в форме. Пока я пытался отойти ото сна, он тряс меня и спрашивал, кто я такой, и что делаю в этом доме. Когда я наконец опомнился, он уже вез меня в машине милиции, видимо, в участок. Что здесь происходит? Почему меня куда-то забрали?
– Товарищ милиционер, что происходит? За что меня забрали?
Милиционер, не отводя взгляда от дороги, сначала немного помолчал, а после все-таки ответил.
– Мужчина, вы находились в доме, который не принадлежит вам. Также, пару дней назад, по словам соседей, в этом доме был слышен выстрел – после которого владелец этого дома исчез, и не появился до сих пор – милиционер тяжело вздохнул и, не дождавшись моего ответа, продолжил ехать в тишине.
После слов про выстрел и пропажу моего дяди мне прям сердце перехватило. Как пропал? Какие ещё выстрелы? Дядя, во что ты вляпался?!
Я стал размышлять. Недавно в город вернулся Худой, дядя приглашает меня к себе, а после этого пропадает, и его никто не может найти. Неужели Худой что-то натворил? Или дядя со своей любовью к азартным играм вляпался в какие-то долги? Мне нужно выяснить побольше. Хотя, сначала мне от милиции было бы неплохо отвязаться.
Спустя время я уже сидел в темной камере, где был лишь стол и два стула, стоящие около этого стола напротив друг друга. Лишь от их вида сразу начиналась тревога, ощущение, что вот, сейчас будет допрос. И даже если я ни в чем не виноват, комната все равно давила на меня со всех сторон. Возможно, так и должно быть – на преступников нужно надавить любым способом, чтобы они рассказали всю правду. Меня посадили за один из стульев, и я стал ждать. В комнате я был абсолютно один довольно долгое время (возможно, мне просто показалось), и было так тихо, будто я остался в этом здании совсем один. Но вот дверь открылась, и в комнату вошёл здоровый мужчина лет так 50—60. Несмотря на то, что по его лицу было видно, что он уже не молод, его телосложение было в лучшем своем виде. На лице, около левого глаза был шрам, который, если я не ошибаюсь, никак не повредил его зрение. Длинные, седые волосы покрывали его голову – они были будто взъерошены, создавали такое ощущение, будто он никогда не расчесывался. Его такая же седая борода выглядела и то более аккуратно и опрятно – он явно следил за ней, и, возможно, даже старался придавать ей определенный, красивый вид. Носил он полосатую рубашку с двумя отвалившимися сверху пуговицами, а также брюки темного цвета, идеально сочетающиеся с его обувью и рубашкой. Подойдя к столу и сев за стол, он достал мои документы и со вздохом открыл их. Немного посмотрев в документы, он поднял глаза на меня, потом опустил глаза на документы и, вновь вздохнув, начал говорить.