Пока поезд ехал в пункт назначения, где-то примерно часа в три ночи, проснулся Абхеан. Выйдя из купе, он садится на стул, сидя на котором он днём пытался сочинить стихотворение. Желая попробовать вновь, он, достав из кармана пачку папирос, открывает её и берёт одну штуку. Положив её себе в рот, он, также, вынимает зажигалку и подпалив конец сигареты, закуривает её в полную силу, при этом не отводя глаз от силуэта луны в небе. На одном дыхании, за секунду он полностью выкурил папиросу и выпустив весь дым из своих лёгких, он начинает сочинять лирические строки, смотря своими пустыми глазами на одинокий белый шар в небе.
Льстивая луна, понимаешь ты меня,
Дым от сигарет в лёгкие войдёт, Чувство ужасного навещает, как тогда, Твердит оно мне, что кто-то умрёт…
Стихотворение, написанное после выкуренной сигареты, не только напоминало плату в виде нескольких потраченных минут жизни, но также и повествовало о трагичной истории прошлого Абхеана, о котором он мог сказать лишь в форме стихотворения, при этом, абсолютно не мог вымолвить о нём ни слова в разговоре.
По случайному стечению обстоятельств, именно в этот момент, рядом находился Иоан, который слышал крик души Абхеана, изложенный в стихотворной форме.
– Как… Прекрасно!.. – не удержался Иоан, и случайно выдал себя.
– Не… Не думаю… Если бы ты знал с чем оно связано, то не удивлялся бы… – с грустью проговорил Абхеан.
– Прости… Если… – не успел договорить Иоан.
– Ничего страшного, я понимаю!.. Так или иначе, мы не имеем достаточно способностей, чтобы ощутить всю боль того, чьим телом мы не владеем… – проговорил Абхеан.
– Пойдём-ка, лучше спать! Новый день, лучше не начинать с тоски… – добавил к своему ответу Абхеан.
Абхеан направился обратно в купе, а Иоан же, чувствуя вину, за то, что он сказал в ненужном месте в ненужное время, ещё какое-то время стоит, как вкопанный и пытается понять свою судьбу, что решила проявить для него эту дорогу его жизни. Понимая, что утро вечера мудренее, он решает обдумать всё на чистую и спросонно-пустую, после восьми часового, сна голову.
Уложившись поудобнее на кровать, Иоан вновь отдаётся Морфею. Проснувшись в десять часов утра, он заметил, что все уже давно не спят, если, конечно же, судить по застеленным кроватям, столу с оставшейся на нём половиной буханки хлеба, палки колбасы и недопитыми кружками чая.