В этот момент тихо щелкнула дверь. Валентина Викторовна вошла с небольшим подносом, на котором дымились два кофейных стаканчика. Она замерла на пороге, оглядывая сцену: Елена уже стояла с папкой, явно собираясь уходить, Михаил Юрьевич – у стола, атмосфера была странной – не деловой, не конфликтной, а какой-то… приглушенно-меланхоличной.
«Ох, простите, – смутилась секретарша. – Я… принесла кофе».
Елена посмотрела на поднос, потом на Михаила. В его глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление. Она мягко улыбнулась Валентине Викторовне.
«Спасибо большое, но, кажется, я уже спешу. Михаил Юрьевич… – она кивнула ему, – до свидания. И… спасибо. За честность».
Она вышла из кабинета, оставив за спиной двух людей, поднос с двумя невыпитыми кофе и гулкую тишину, наполненную невысказанными мыслями о тонущих кораблях, крысах и призрачных берегах, до которых, кажется, невозможно доплыть.
Глава 3: Невыпитый кофе и неожиданный поворот
Дверь бизнес-центра «Акрополь» захлопнулась за Еленой Петровной с глухим звуком, отрезав ее от мира глянцевого холла, напряженных переговоров за стеклянными стенами и призрачной стабильности. Она остановилась на тротуаре, ослепленная резким дневным светом после полумрака кабинета Волкова. Воздух, наполненный выхлопными газами и городской пылью, показался ей неожиданно чистым и свободным. Глубокий вдох. Потом еще один.
«Самое короткое собеседование в жизни…» – пронеслось в голове. Короткое, но перевернувшее все с ног на голову. В руке кожаную папку она сжала так, что костяшки пальцев побелели. Бесполезный груз. Вчера она хоронила проект Михаила Волкова. Сегодня он спас ее от попадания в точно такую же ловушку в его тонущей компании. Ирония судьбы? Или… что-то большее? Его возглас «Господи!» и ее собственный отклик эхом отдавались в памяти.
Она машинально направилась к парковке, где ждала ее солидная иномарка – еще один символ успеха, который теперь казался неуместным и тяжелым. Достала ключи, но не стала открывать. Оперлась лбом о прохладное стекло водительской двери. Внутри было тихо и пусто. Как и в ней самой после эмоционального шока. Тревога никуда не делась, но к ней примешалась странная, почти неприличная в ее положении легкость. Легкость от сброшенной маски. От того, что не нужно было врать, притворяться уверенной, продавать себя. От того, что кто-то – пусть и «враг» вчерашнего дня – увидел ее настоящую: такую же испуганную крысу на тонущем корабле, и не стал добивать, а протянул соломинку честности.