***
То, что мы называли Воротами, словом, от которого веяло романтикой рыцарского времени – поединками на турнирах; замками с остроконечными башнями; высокими крепостными стенами с узкими бойницами; глубоким рвом, с перекинутым через него цепным мостиком; было, всего на всего, маленькой, неприметной дверкой в заборе, огораживающем наш участок. Она находилась прямо напротив входа в дом, от крыльца к ней вела дорожка, выложенная красным кирпичом – вела акцентировано, никуда не сворачивая и заканчиваясь впритык к тёмным и отсыревшим, где-то уже покрытым коричневым мхом, деревянным брусьям дверного полотна. Ворота. За Воротами начиналась длинная аллея, чуть присыпанная осенней листвой и затенённая раскидистыми кронами обрамлявших её деревьев. Аллея уходила куда-то вдаль: как мы ни вглядывались, как ни щурились до боли в глазах – что же в её конце? – видели только сливающийся в две параллельные линии, подпирающий небо частокол и становящуюся всё тоньше и тоньше ниточку дороги, пропадающую за горизонтом. Оставалось лишь предполагать, что там может быть, какие фантастические места, и какие необъятные просторы там открываются: сколько раз мы не пытались – выйти за Ворота нам так и не удалось. У запретной черты – всего за один решающий шаг, ноги сковывала непомерная тяжесть, а тело, не реагируя на команды, становилось неуправляемым. Что-то таинственное, то, над чем мы были не властны, не пускало нас дальше! Не срабатывали, конкретно в этом случае, и новые возможности – в точку, за пределами двора, не получалось не то что переместиться, но и даже сфокусироваться на ней! Мы с сыном пропадали у Ворот часами, в надежде, что кто-то пройдёт или проедет мимо, пробуя, время от времени, преодолеть невидимый барьер. Одна из таких попыток – когда сын разбежался и, словно обо что-то запнувшись, упал в сантиметре от недосягаемой цели, послужила жене поводом для прекращения наших дежурств. «Вашим забавам – сказала она – будет достаточно и дворовой площадки!» Каменная ограда, метра в четыре высотой, тянулась вдоль всего двора и примыкала к задней, глухой стене дома, невольными пленниками которого мы стали. За оградой, с одной стороны вырастали могучие стволы вековых деревьев с густой листвой – лес, в полном смысле этого слова, был дремучим, а с другой виднелась соседская крыша. Из окон второго этажа просматривались прилегающий к нам участок и значительная часть строения – дом был точной копией того, где обитали мы. Крыльцо, идентичное нашему, с ажурным фонарём, висящим над дверью; те же два этажа, покрытых сверху, такой же, как и у нас, светлой черепицей. Дорожка из красного кирпича. Однажды увидев это, мы пришли к выводу, что живём в конце улицы с типовой застройкой, но дом-близнец не подавал никаких признаков жизни, из него не доносилось ни малейшего звука, и по всему выходило, что туда ещё никто не вселился. И мы стали ждать! Не проходило и дня, чтобы мы не проверили – появился ли кто-нибудь во дворе или в окнах напротив. Нам казалось логичным, что если дома построили, а судя по внешнему виду и свежей отделке построили их недавно, то в них должны быть жильцы. А иначе, зачем всё это?