Не помню точно, сколько я плакала на виду у людей. Пыталась несколько раз встать, пока не примостилась на рядом стоящую лавочку. В голове звучал голос мамы, которая несколько часов назад звонила мне перед операционной: «Всё будет хорошо, Катейка, я тебя люблю». Как хорошо? Когда? Что такое это «хорошо»? Что будет дальше? Те вопросы породили в моей всегда верующей душе сомнения. Теперь и до сих пор я называю свои отношения с Богом сложными. Знаю, необходимо спросить себя: «Зачем это дано? Какой урок из этого можно вынести? Для чего это нам?». Вместо ответов я слышу тишину, никто и никогда не скажет мне, для чего приходит третий лишний. Никто из тех, кто однажды был на моей стороне.
Родственники моей ушедшей подруги Иры, которую забрал этот лишний, также не могут сказать, зачем… Маленькая, хрупкая женщина несколько лет царапалась с терминальной стадией, стремилась исполнить те мечты, для исполнения которых перед болезнью всё время не хватало ресурсов. Эта рана после его лап не заживает, сколько бы ни прошло времени. Её нельзя забыть, стереть, зашить, вылечить, как разбитую в детстве коленку. С этой дырой внутри я стояла внутри храма, заплаканная, ослабшая, смотрела на иконы и… Не испытывала ничего, кроме страха.
Весь день я провела одна, и лишь к вечеру забрала сына домой. Мне казалось, что схожу с ума, бесконечно повторяя фразу: «Бог, посмотри, я плачу. Мне так больно». Первый раз я услышала мамин голос после обеда того дня. Заверяла, что всё хорошо и чувствует себя прекрасно. Это отличительная черта моей мамы – когда всё ужасно, говорить: «Лучше всех!». Спустя ещё час оказалось, что она не помнит о предыдущем звонке. Так продолжалось весь день, она разговаривала со мной, как в первый раз после операции, а я снова заливалась слезами. Уже потом, на следующий день мне объяснил врач, что так действовал наркоз. Впадая в небытие, мама забывала, что было полчаса назад. Это страшно даже потому, что не узнаёшь своего родного человека. Это не он разговаривает с тобой, а его подсознание, сохранившее после шока память. Третий лишний впервые проиграл именно здесь. Мы не знали, как его зовут, сколько осталось, как и когда она уйдет, но начали путь борьбы и, как бы странно не прозвучало, дружбы с ним.
Имя моё
На следующий день состоялся разговор с лечащим врачом, одним из немногих, как оказалось потом, заинтересованным в жизни мамы. Третья стадия. Имя названо, странное, незнакомое, пугающее, вывернувшее мои внутренности наизнанку. Канцероматоз яичников с метастазами в брюшную полость и близлежащие лимфоузлы. Удалены женские органы, предстоит долгое восстановление после операции, а затем дополнительные обследования и химиотерапия. После разговора снова плакала на полу ванной. Зрелище со стороны, думаю, было не из самых приятных и мало напоминающих красивый художественный фильм. Но внутри меня всё было куда хуже. Проговорить голосом некому, сыну слёзы показывать нельзя. Тогда казалось, что я не справлюсь, попросту не смогу. Я слабая и маленькая…