– Вот это красавец! – мелькнуло в голове. – Былинный герой какой‐то.
Рядом с ним шли три мальчика. Сыновья, кто же ещё. Веяло от этого мужика покоем и семейным счастьем. Было в нём что‐то глубокое, добротное. Два старших мальчика походили на своего отца до мельчайших подробностей. И только младший был немного другим. Он также, как и старшие, походил на своего родителя. Но глаза его говорили о том, что в его рождении принимал участие ещё один человек.
Огромные, осенённые пушистыми ресницами, эти глазки переливались всеми цветами, как морские камушки под водой. Я таких глаз никогда не видела. Были они доверчиво‐добрые, чуть удивлённые и очень чистые. На щёчках у ребёнка возникали милейшие ямочки, а густые русые волосы сворачивались в упругие кольца. Я не удержалась и спросила: «Ты настоящий? Можно до тебя дотронуться?» Малыш не понял меня. Да это и не мудрено! Но ручку протянул: «На!» – Какое доверие!
– У Вас красивые дети – заметила я. Мужчина чуть улыбнулся. Видно было, что ему по душе мои слова.
– Они на мать похожи. Хозяйка у меня красивая.
И так он сказал это слово «хозяйка», что даже я, чужой человек, поняла: жена была для него хозяйкой его жизни, его души.
– Простите – сказала я. – Я пожилая женщина. У меня есть внуки. Но они далеко. Можно я с Вами пройдусь?
– Пойдёмте, женшина, я разве против.
Слово «женщина» он произносил твёрдо, через букву Ш. Мне и это в нём нравилось. Я потихоньку стала знакомиться:
– А мальчиков как зовут? – спросила я.
– Старший Пётр, средний Николай, а младший Васятка.
– А Вас как зовут?
– Василий – ответил новый знакомый.
– А Вашего отца?
– Тоже Василий.
– Значит, Вы Василий Васильевич?
– Да что Вы, женшина, – застеснялся Василий. Это батя мой Василий Васильевич, а я что. Василий – и всё.
Я проигнорировала его смущение и стала называть по имени‐отчеству, вкладывая в эти два слова своё уважение. Было видно, что ему нравится и как я произношу его имя, и как внимательно слушаю то, что он говорит.
На откровенный разговор нас натолкнул Васятка. Он вдруг сказал: «А мамка си валила. С мя…сый…» И пока малыш произносил своё протяжное «мя…сый…», глазки его светились таким удовольствием, такой детской радостью ожидания повторной «мя…сы…», что я не выдержала, подошла и поцеловала мальчика в локон на самой‐ самой маковке. Головка его пахла шампунем и каким‐то очень вкусным пирожным из моего детства. Вот тут‐то я и вспомнила про конфеты. Суетливо вытащила пакетик из сумки и спрашиваю у Василия‐старшего: «Можно детям? Я их купила, когда Вас встретила… Я из магазина выходила…»