В очередной раз, делая уборку палаты, она опустилась на колени, чтобы дотянуться тряпкой до последней половицы под койкой, вдруг почувствовала на своем плече руку. … Такое бывает. В бреду больные машут руками, пытаются подняться и куда-то бежать… Осторожно, поддерживая руку, Оля привстала и осмотрела забинтованного солдата.
– Вася… Здравствуй… Как, ты… Что-то хочешь сказать?
Оля погладила ладони больного: – Скоро обход врача и перевязка… Будут хорошие новости… Но солдат молчал.
Видимо, речь еще не восстановилась, – подумала девушка. Спросить об этом у Степана Егоровича она не решалась. Не потому, что он строгий. А потому, что он все еще не допускал ее к перевязкам Василия. Почему? – оставалось для Оли загадкой. – Ладно. Расскажет сам, когда придет время…
Время пришло. – Оля, сегодня, ты будешь мне помогать, – сказал на утреннем обходе Степан Егорович. – Приготовь все для снятия швов у Василия. И без всяких там эмоций.
Бинты Главврач осторожно снял сам, после чего снова обработал руки спиртом.
Вся боль позади. Сейчас, от тебя требуется немного терпения, – сказал он солдату.
Василий сидел в операционной прямой, безучастный; глаза закрыты…
– Ты как? – Все нормально?
– Да, – скорее промычал, чем ответил Василий.
– Открой глаза… – Раненый вяло попытался выполнить просьбу, но оставил эту затею. Оля вопросительно посмотрела на врача.
– Это защитная реакция, – объяснил Степан Егорович, не обращая внимания на обеспокоенный взгляд Оли. – Мы начинаем. Он взял пинцет и маленькие ножницы. Работал профессионально быстро и осторожно, периодически принимая от Оли тампоны для обработки воспаленной мышечной ткани лица.
– Теперь отдыхать. Оленька, отведи больного в палату.
Внутренне Ольга была потрясена. Теперь, она и сама знала, почему врач не привлекал ее к перевязкам солдата. Лицо Василия было изуродовано. Оно представляло бесформенный кусок мышечной ткани и лицевых костей. Из глубины бывших глазниц светилось желто – зеленое пламя зрачков. Вместо носа выпирало длинное бугристое образование. С глубокими ямами, образующими глазницы, оно превращало лицо солдата в голову хищной птицы, на которой можно было долго искать щеки и обтянутый кожей подбородок. Двадцатилетний молодой человек выглядел на все восемьдесят. Ну, конечно же Степан Егорович боялся реакции девушки на уродства, оставленные войной на лице солдата. Невольное проявление ужаса, при несдержанности окружающих, может стать еще одной, не проходящей травмой для молодого человека. Еще Оле стало известно, что у Василия поврежден речевигательный аппарат. Но если разрабатывать, то со временем, наступят улучшения, – заверил врач. Волю своим чувствам Оля дала только ночью. Она плакала навзрыд, уткнувшись в подушку, и только полная луна разделяла ее участие и сострадание к трагедии молодого солдата.