Я знала, что это он. Знала, ещё не дочитав до конца.
Я сидела на краю кровати, сжимая телефон так крепко, что пальцы побелели. Он жёг мою руку, как раскалённый металл, но я не могла отпустить его.
Он знал, что я не смогу сбежать. Он знал, что я боюсь. И он наслаждался этим.
Его присутствие не ограничивалось шагами за дверью или взглядами на улице. Оно пробиралось в мой дом, в мои мысли, в моё сердце, которое сейчас билось, как загнанный зверь.
Я не могла дышать.
Это был не просто долг. Это было что-то другое. Что-то тёмное, от чего нельзя защититься ни дверью, ни замком.
Я заблокировала номер. Выключила телефон. Но дрожь в моих руках не остановилась. Пальцы всё ещё тряслись, а в голове пульсировали его слова, как эхо, которое невозможно заглушить.
Я знала.
Утром он всё равно найдёт способ напомнить о себе.
Я проснулась от вибрации телефона. Голова гудела, как после тяжёлого удара. Сон был беспокойным, рваным, как рваные куски старого одеяла, которые не укрывают, а только ещё больше раздражают.
На экране мигало сообщение. Незнакомый номер. Новый.
"Ты можешь блокировать меня сколько угодно, но я дозвонюсь тебе даже на выключенный телефон."
Кровь бросилась в лицо. Сердце, которое только успело замедлить свой бешеный ритм за ночь, снова разогналось. Это был он. Опять он.
Внутри всё вспыхнуло. Я больше не могла терпеть. Меня трясло от злости, от бессилия, от того, что он продолжал так спокойно ломать мой мир, как будто это было его правом.
Я не думала. Просто нажала на номер и поднесла телефон к уху.
– Слушайте меня! – выпалила я, пока гудки ещё не закончились. – Я сказала, я выплачу! У меня зарплата двадцатого числа! Перестаньте меня преследовать! Я пойду в полицию!
На том конце линии послышался тихий смешок. Лёгкий, почти ленивый, как будто мои слова были просто шуткой.
– Вера, Верочка… – его голос был низким, спокойным, но в этом спокойствии скрывалась угроза. – Ну сходи. Расскажи им, сколько денег ты должна. Полиция под нами ходит.
Я замерла, стиснув телефон так крепко, что суставы пальцев побелели.
– Деньги, говоришь, двадцатого вернёшь? – продолжал он. – Твой долг в десять раз больше твоей зарплаты. Каждый день просрочки – тысяча рублей. Сколько ты там получаешь? Сорок тысяч в лучшем случае?
Его голос был как лёд. Холодный, скользкий, проникающий внутрь.