– А… что там? – взяла она в руки порученный мамой конверт. На просвет в нём виднелась бумажка. Письмо. Все строчки конверта были заполнены аккуратным маминым почерком. Очевидно, она заполняла его до болезни. Ведь почерк шёл ровно, ничуть не дрожал…
– Не читай! Поклянись, что не станешь читать до тех пор, пока не прочтёт его он, – голос мамы звучал умоляюще. Это случалось так редко! Что Женя слегка испугалась.
– Кто он, мам? – прошептала, склонясь.
Но мама лишь только закрыла глаза, улыбнулась каким-то своим, недоступным для Жени мечтам, и уснула. Или сделала вид, что уснула? Дыхание стало глубоким, чуть слышным. Женя долго сидела и слушала, как мама дышит. Звук её вдохов и выдохов монотонно звучал, заставляя подумать, что всё хорошо, что она не умрёт, что всё это им кажется…
У неё обнаружили рак ровно в тот год, когда был юбилей. Пятьдесят пять лет – ну какой это возраст для женщины? Ей бы жить, да жить! Ей бы плакать… Но мама шутила:
– Умрём с вашим отцом в один день!
Нет, папа давно ожидал на том свете. Уже десять лет пролетело с тех пор, как не стало его. Но судьба подшутила над ними! Отец был на десять лет старше. И умер как раз в пятьдесят пять. А теперь пришёл и мамин черёд.
Девочки плакали, дружно таскали её по больницам. Но когда нет желания, нет и надежды! Мама словно готова была умереть и устала от всяких лекарств, процедур. Она так и сказала однажды:
– Всё! Хватит с меня! Я хочу умереть в нашей с мужем постели! – и никто из сестёр не посмел ей перечить. Все трое приняли это как должное. Все трое страдали в своих уголках.
Марина рыдала взахлёб, начищая картошку для супа. Между делом давая по заднице младшему сыну, а старшего хмуро браня. Анюта рыдала в подушку, тихонько. С виду гордая, сильная, изводила тональник в надежде замазать следы недосыпа и слёз. А Женюша не плакала! Просто не верила в то, что мамули не станет. Ведь даже в свои девятнадцать она продолжала ждать чуда.
– Егоза, – называл её папа. А мама звала «непоседа».
Маринка, желая поддеть, говорила:
– Ассоль!
Анюта, всегда без стыда поднимавшая тему постельных утех, называла её:
– Наша девочка.
Имея ввиду, не половую принадлежность сестры, а скорее тот факт, что она оставалась нетронутой. И словно Ассоль, ждала принца, который её покорит! В институте она изучала французский.