У Ленки уже руки зудели взяться за карандаш. Она старалась смотреть на обоих как можно дольше и чаще, чтобы потом попытаться нарисовать по памяти.
– Наш проект – семнадцатый, Боги-17, – читал тем временем Джек свои конспекты. – В этом наборе всем богам по семнадцать лет.
– Да тут семнадцать, поди, только тебе, – зевнув, заметил Артём. Ленка перевела взгляд на него. Он был самым «нормальным» и обыденным в собравшейся компании. Да ещё и самым старшим на вид. Ленке он не очень понравился – из-за упрямого подбородка и наглого взгляда. Коренастый, невысокий, коротко стриженный, он был похож на бандита или «гопника». Такие берут своё везде и всегда, любыми способами. А вот с Локки у них возник какой-то непостижимый, мгновенный резонанс. Ленка хорошо знала, что брат легко привлекает к себе людей, но редко видела обратную ситуацию. Это было любопытно.
Митька, стоявший в стороне и как-то боком ко всем, до сих пор молча, вдруг заговорил.
– Он имеет в виду, по ходу, что когда тебе было семнадцать, произошло что-то особенное, и, типа, время остановилось.
Артём нахмурился. Джек с восторгом глянул на Митьку. Но Митька по-прежнему равнодушно смотрел с крыши вдаль.
В Митькином лице было что-то отрешённое, это что-то ещё сильнее заостряло и без того резкие черты его лица. Сложенные крылья напоминали грязный и рваный плащ всевозможных оттенков лилового, чёрного, серого. Распахиваясь же,становились устрашающими, как свинцовая туча со скрытой грозой. У Ленки сладко и жутко замирало сердце, когда она смотрела на Митьку.
– У меня ничо не было, – возразил Локки. – А если считать, что родаки смотали за границу, тогда у Ленки ничего не случилось.
– Случилось, – вмешалась Ленка. – Я поступила… Не туда.
Все посмотрели на неё. Она почувствовала, что краснеет и замолчала.
– Не обязательно об этом говорить, – с беспокойством поглядывая на всех, сказал Джек. – Не все могут… Хотеть вспоминать.
Анюта и Сашка синхронно опустили головы, Митька начал теребить пуговицу на воротнике. Артём пожал плечами.
А Ленка опять погрузилась в наблюдение.
Джек казался куда младше своих лет. Хрупкое тело в мешковатой, словно с чужого плеча одежде, полосатая оранжево-зелёная шапка, натянутая чуть не на нос. Лицо круглое, безбровое, кожа изжелта-бледная, глаза запавшие. Глаза Джека были самой живой и здоровой частью – глубокие, карие, обычно широко и наивно распахнутые. В те редкие минуты, когда Джек на что-то или кого-то смотрел пристально, сузив глаза в узкие чёрные щёлки, лицо его менялось разительно. Богом он был или психом, Ленка чётко поняла одно: она никогда не сможет нарисовать Джека, даже если очень сильно захочет. Эти глаза – предел её возможностей как рисовальщицы.