Попроси меня. Т. VII - страница 55

Шрифт
Интервал


P.S. В сущности русский царизм во всей своей истории был направлен на воплощение только одной цели, содержавшейся в православной церкви (которая, в свою очередь, была лишь замаскированным продолжением древней связью славян с мистицизмом) – общественного гуманизма, – благо, отражающее состояние гармонии бытия. Где, с одной стороны, в отличие от Божественного благословения, которое дается (в избытке), гуманизм распределяет благословение, находившееся в системе константой (почему Маркс выступил за распределение общественных благ, с изначальной критикой научно-технического прогресса, т. е. творческой мысли), с другой, гуманизм, как отражающий природу, несет ее фундаментальные свойства – инстинкт животного мира (который является продолжением неживого мира, как падший дух несущий природу живого и неживого) самосохранения, для чего элемент должен отдалиться от возможной гибели как можно дальше, до бесконечности, поэтому в совокупности этих свойств происходит то самое распределение, когда 1% населения присваивает общественный продукт, а 99% вынуждены продавать свой труд за даром. Это же страх самосохранения (неуверенность в свою вечность) толкает элемент к своему возвеличиванию и гуманизм уже проявляется взаимовыгодным сотрудничеством элементов системы (уж верно заметят «Небесные» силы значимую личность, тем более близкую к ним по степени связи на земле, а через него и его ближайших соратников), поэтому благо в гуманизме, в жестоком мире благословения преходящем, имеет форму блага для избранных, своих, – поэтому и российский эгоизм был выражением ее пути гуманистической старины – заботы друг о друге в мире всеобщего поглощения, торжества превосходства, когда дружина, в лице дворянства, охраняет княжеское величие, а князь устраивает грабительские походы для обогащения дружины, воплощением этой же системы уже в государственном масштабе фактически бандитской вседозволенности на местах дворянства (и бюрократизации в среде чиновничества), – теперь же дух мистицизма, следуя навстречу настроению всеобъемлющего гуманизма, постарался представить всемогущество науки, чтобы преходящее превратить в постоянное, масштабом гармонии остановить дисгармонию, стал стремиться окончательно вырваться из рамок дремучей русской церкви, сделать благополучие всего общества на холодных цифрах математического расчета, «тришкин кафтан» «тепленького местечка» волшебной математикой растянуть на все общество, что в действительности ни чем иным и не могло быть как, образно говоря, благословение (даруемое Богом) искрою выбитое из среды константы (представляемое затем более-менее умеренное народное состояние великим достижением вечных ценностей гуманизма).