– 17 октября. Последняя запись. «Завтра спускаемся в подземелье церкви. Михаил настаивает, хотя погода портится. Хельга пыталась отговорить его, сказала, что у нее плохие предчувствия. Но он не слушает никого. Одержим идеей найти что-то сенсационное. Думаю, он боится, что экспедиция провалится, и это убьет его карьеру. А может, просто хочет произвести впечатление на Хельгу. Мужчины…».
Михаил сидел молча, переваривая услышанное. Выходило, что в последние дни экспедиции он вел себя как параноик и деспот. Неужели стресс настолько изменил его характер? Или в нем всегда жили эти темные стороны, которые раньше не проявлялись?
– Как видите, – сказал Эриксен, закрывая дневник, – картина ваших отношений с группой выглядит не так радужно, как вы пытались представить.
– Я не помню этого, – тихо ответил Михаил. – Клянусь, я не помню, чтобы устраивал скандалы.
– Или не хотите помнить. Удобная позиция – винить во всем амнезию.
Борисов решительно вмешался:
– Инспектор, записи в дневнике – это субъективное мнение одного человека. К тому же, даже если мой клиент действительно конфликтовал с группой, это не делает его убийцей.
– Верно. Но в сочетании с физическими уликами это дает нам мотив. – Эриксен встал. – На сегодня все. Завтра продолжим.
После допроса Михаил с адвокатом молча дошли до гостиницы. В голове у Михаила крутились обрывки фраз из дневника Анны. Неужели он действительно был таким чудовищем? Неужели ревность и страх неудачи превратили его в параноика?
– Не принимайте это близко к сердцу, – сказал Борисов, когда они сели в ресторане гостиницы. – Дневниковые записи – ненадежный источник. Люди склонны преувеличивать конфликты, особенно когда находятся в стрессе.
– Но что-то же происходило. Анна не стала бы выдумывать ссоры.
– Возможно. Но между конфликтами и убийством дистанция огромного размера. К тому же у нас есть новая зацепка – загадочный посетитель церкви.
Михаил кивнул, но мысли его были далеко. Где-то в глубинах памяти шевелилось что-то неприятное – смутное воспоминание о споре, о повышенных голосах, о чьих-то слезах. Но чем сильнее он напрягался, тем дальше ускользали детали.
Вечером Борисов ушел к себе разбирать документы, а Михаил остался в ресторане. За соседним столиком сидела молодая женщина – блондинка лет тридцати в форме норвежской полиции. Она ела салат и время от времени поглядывала в его сторону.