По крайней мере, благодаря Кристин я учусь определять и анализировать то, что чувствую. Видимо, просто признать себя «комком эмоций» недостаточно и никак не помогает мне прогрессировать.
Я знаю, что черпаю свою боль из смерти брата. Все логично. Я не ученый, но и не идиот.
А вот с чувством вины все сложнее.
Было бы легче, останься брат жив: тогда я смог бы разделить ее с ним.
– Что ты имеешь в виду? – спросила меня Кристин на прошлой неделе, когда я выложил ей свои размышления.
– Еще до смерти Мата я чувствовал себя виноватым. Каждый раз, когда закидывался таблетками, все время до того, как наркотики начинали действовать, я просто ненавидел себя. Мне не нравилось то, кем я стал, я больше не узнавал себя. Продолжал твердить себе, что я плохой человек, что делаю дерьмовый выбор. Прежде всего, я знал, что у нас с Матье есть доступ ко всему этому благодаря моей известности: я был ребенком-звездой. Это моя слава открыла нам двери в мир шоу-бизнеса и дилеров. Так что возможность доставать наркотики оставалась на моей совести. С другой стороны, именно Матье начал употреблять первым. В смысле, по-настоящему. Я курил травку уже несколько лет, с пятнадцати, может, с шестнадцати, но все было нормально. Чувствовал, что контролирую ситуацию. Окси – совершенно другое дело. Я бы никогда не прикоснулся к таблеткам, если бы не брат. Но я последовал за ним, и это уже моя ответственность. Короче, вот такое получается разделение вины.
Кристин слушала меня в полной тишине, мягко кивая в такт. Когда я замолчал, она сказала:
– Хорошо, у меня к тебе два вопроса, Джейк.
– Валяй.
– Во-первых, как думаешь, вы действительно разделяли эти чувства? Испытывал ли Матье вину за свои действия?
Я закрыл глаза, снова увидел своего брата на террасе ночного клуба в Калифорнии, в баре в Монреале, в нашей квартире на Плато. Испачканный белым нос, сияющие глаза, уверенная улыбка.
– Может, и нет. Мой брат ко всему относился… легче меня. Он не слишком любил самокопания.
Кристин кивнула. Она явно хотела развить тему, вот только я оказался не готов. Вместо этого я спросил:
– А что во-вторых?
– Ты уверен, что тебя можно назвать плохим человеком?
Я запустил руку в волосы. На фоне отмены у меня развилось предостаточно нервных тиков. Я ерошил волосы, грыз кутикулу, жевал губы. Тело будто постоянно искало, на что бы еще отвлечься, раз уж ему теперь не дают того, к чему оно привыкло.