Ох. Как же неприятно это осознавать!
– Джошуа, можно подниматься на борт…
Надеж вернулась из туалета и улыбается так кротко, что я начинаю сомневаться и в том, чему была свидетелем за последние несколько часов, и в самой себе.
– Иду, – говорит он и встает.
Не глядя на меня, он следует за Надеж и подходит к стюардессе, которая проверяет документы и посадочные талоны.
Я смотрю в противоположный конец холла, туда, где находится выход.
Как просто было бы уйти, оставить их обоих…
Вот только куда мне идти? Вернуться к дяде и тете? Это не кажется мне хорошим вариантом. Завтра они получат письмо от адвоката и, я уверена, будут считать его объявлением войны.
Переехав к ним, я изо всех сил старалась не быть обузой. Молча горевала об отце; терпела, когда меня таскали по врачам; смирилась с тем, что лицо, которое я вижу в зеркале, не похоже на то, каким я его помню; покорно принимала соболезнования и проявления жалости, которыми докучали мне незнакомые люди. В школе я выкладывалась по полной, получала только отличные оценки и никогда не делала ничего запрещенного. Не выкурила ни одной сигареты. Нескольких глотков алкоголя хватило, чтобы я поняла, как он опасен. И встречалась я только с хорошими парнями.
Да, это было скучно, но я была хорошо воспитана, и жизнь меня кое-чему научила.
Так что я ничем не заслужила подобное отсутствие уважения и полное к себе равнодушие. А теперь я вдобавок должна бороться за то немногое, что принадлежит мне по праву. У Надеж живы и мать, и отец. Ей не приходилось видеть, как на протяжении семи долгих лет ее мать борется с одной из самых опасных болезней и проигрывает битву. В машину, в которой она ехала, не вреза́лся грузовик – всего за несколько дней до Рождества. Она не просыпается в холодном поту, до сих пор слыша во сне отца, который шепчет, что все будет хорошо, – в то время как жизнь покидает его.
– Мадемуазель?
Чей-то бархатный голос возвращает меня в реальность. Стюардесса наклоняется ко мне. Ее светлые глаза так напоминают мне другие…
Так, стоп… Надеж. Шотландия.
– С вами все в порядке?
– Да.
Я отвечаю моментально. Как всегда. Людям, задающим этот вопрос, совершенно не нужно, чтобы вы вдруг начали с ними откровенничать.
– Вот, возьмите! – Стюардесса протягивает мне бумажный носовой платок.
Я с удивлением смотрю на нее, и она незаметно указывает на мои глаза. Прикасаюсь к щеке – она мокрая и почти ледяная. В холле ужасно холодно, а воспоминания заставили меня заплакать.