Умываюсь туманами севера,
Поднимаюсь легко на бугры,
И мне под ноги катятся клевера
Фиолетовые шары.
А заря, словно красная мельница,
Мне опахивает лицо.
Горизонт уплывает и светится,
Как берёзовое кольцо.
В спелой ржи, будто вытканы, вышиты, —
То возникнут, то пропадут —
Голубеют старинными крышами
Деревеньки и там и тут.
Здесь моя деревянная отчина.
Пусть я житель и городской,
А душе, кроме всякого прочего,
Позарез нужен край такой.
Не из тех я прохожих нечаянных,
Что заглянут на ночь одну
И у вдов, умудрённых печалями,
Ищут старую старину.
И хозяйки в домах удивляются:
Было время – просили кусок,
А теперь – то икону, то пряслицу,
То ручного тканья́ поясок.
И в цене не стоят – лишь скажите им,
Но теряются бабы тут:
Нет цены оценить пережитое,
И задаром всё отдают.
Мне ж чего покупать, если родиной,
Стариной её, новизной
Существо моё переполнено,
Будто небо голубизной.
Всё волнует: и травы шумные,
Свет реки и тень камыша.
Здесь опять невольно подумаю:
Что ж такое это – душа?
Не приёмник с чувствительной силою,
Чтоб включить и настроить мог,
Не берёзовый лист, не осиновый,
Не старинный какой кузовок.
А поёт, и грустит, и дрожит она,
И я думаю неспроста,
Что душа – глубина пережи́того,
Непрожи́того высота.