Вот здесь мы подошли к интересному аспекту лингвистики (науке, касающейся широким направлением языка вообще и всех языков планеты). Он представляет особую ценность для этимологов. А ими становятся не только люди перечисленных в третьем абзаце профессий, но и просто любопытные граждане. Искатели, копающие «вглубь корней». Последнее выражение – ключ ко всему. Именно корни современных терминов и служебных частей речи служат «машиной времени». Могут восстановить (приблизительно) изначальную семантику общеупотребимых ныне онимов (имен объектов, в том числе людей). Причем, переходными фазами в этом хронологическом прыжке становятся более старые варианты рассматриваемого нами термина. Но нынешняя его фонетическая оболочка часто обнаруживает и чужеродное происхождение. Даже принадлежность к семантике совсем иного рода. А поэтому «прыгать в прошлое» надо аккуратно.
Зачем мне все это надо? Наверное, на вопрос начну отвечать фразой человека, написавшего в итоге 300 работ по русской филологии. Мысль Виктора Владимировича Виноградова звучит так: «Заимствованное слово нередко проникает в разные социальные диалекты русского языка и в них приобретает разнообразные значения соответственно смысловому строю того или иного диалекта и культурно-историческим своеобразиям быта и деятельности социальной среды». А теперь представьте, что сказанное можно отнести уже и к венетскому (протославянскому) языку! Этимология – не только познание смыслов, но и попутное изучение инструментов взаимодействия предков рассматриваемого языка, измеритель родства лексики и менталитетов.
Да. Этимология слов русского словаря говорит о взаимном проникновении языков, а также об их возможном общем предке. Имеется в виду не близость лексиконов всего мира. Такой близости нет! Беседа о языковых семьях северной половины Старого Света (восточного полушария). Надо исключить баскский, сино-тибетские (однако не надо забывать, что на их включение в данный список настаивал Сергей Старостин), корейский, японский и некие кавказские: они сами по себе.
Языки, имеющие единого гипотетического родителя, названы «ностратическими». От латинского nostrātis – «наш». Раннеиндоевропейский язык, по словам исследователя Николая Андреева, лучше сохранял элементы того самого ностратического единства. В родственность сегодняшних языков индоевропейской, уральской, алтайской, дравидской, картвельской и хамито-семитской семей многие не верят. Но факты – упрямая вещь. Лингвисты (специалисты по тому самому языкознанию, о котором я говорил выше) нашли общие корни, связанные единым значением. Это не только «мама» и «папа», о которых вы знаете. Таких феноменов гораздо больше. Я затрону лишь часть «самых общих» языковых явлений. Информация о них будет в первых 35 главах. Первые 15 являются наиболее «общими» (связанными с БП – бореальным праязыком). 20 следующих я бы отнес к позднему БП (тому, который существовал в эпоху сложения уже праиндоевропейского диалекта). Дальше пойдут корни, характерные для индоевропейской языковой семьи – ее «внутренние». Но, возможно, они имели место и в эпоху существования еще ностратического общения. А оно не имело частей речи и основывалась на корнесложении. Корней в лексеме было два. Каждый различен акцентом. 1-й выделялся ударением, 2-й элиминировался.