, где угодно, толукути везде – она там, везде, в тренде, везде, правит.
Она смотрит на экран, как зачарованные животные, в шатре и под солнцем, завороженно следят за каждым ее движением. Ей все мало: неколебимое внимание, морды с благоговением, почтением, восхищением – все это преисполняет ослицу восторгом, при котором хладнокровие невозможно, сколько бы дней ни прошло, сколько бы раз она ни пересматривала. Вот доктор Добрая Мать снова на ногах, ходит туда-сюда и цитирует под видео знаменитые слова, которые она так часто повторяла в речах, что они сами по себе стали узнаваемыми девизами: «Это вам не скотный двор, а Джидада с „–да“ и еще одним „–да“!.. И если у тебя есть уши, ты внемлешь моему совету, ведь сейчас ты, по сути, глотаешь большие камни, и очень скоро увидишь, какая широкая нужна задница, чтобы эти камни вышли!» И тут ослица покатывается от мрачного смеха, трясется так, что приходится с одышкой присесть на постель, потому что это самая смешная шутка на свете.
языки власти
Отчасти гениальность ее речей, знает доктор Добрая Мать, зависит от выбора языка: она выяснила, что находится в своей наисокрушительнейшей, действеннейшей, язвительнейшей форме, когда выражается на родном языке. В этом разница между ней и Его Превосходительством, который славится во всей Джидаде и за ее пределами, включая саму Великобританию, толукути среди самих английских животных, своим красноречием на английском языке. Он, конечно, говорит и на родном, и все же на языке его матерей Отец Народа – император в обвисшей одежде, жалкий таракан в безупречно белом буфете. Да, толукути ему неловко в языке, а языку неловко в нем, он отторгает язык, а язык отторгает его: когда он стоит – язык садится, когда он толкает – язык пихает в ответ, когда он бросается на язык – тот ускользает, проскакивает у него между ног и сбегает, и даже когда Отец Народа говорит во сне, что нынче случается довольно часто, то говорит он на английском более английском, чем у самих англичан.
А вот ослица на родном языке сияет, парит, летает, играет, вальсирует, дефилирует, ныряет, выделывает пируэты, па, тверк, сальто – что угодно, как угодно, только назови, – разве что мертвых не поднимает. Не раз она жалела, что в свое время не могла учиться на родном языке, – кто знает, может, усваивала бы лучше, да, толукути на родном языке могла бы куда яснее понять трудные предметы, которые в итоге так и не поняла, тем паче не полюбила и потому систематически и неизбежно проваливала. И, разумеется, в результате заработала в начальной и средней школе унизительную репутацию тупицы, заслужив всяческие постыдные прозвища и пережив опыт, который не только оставил ей комплексы и измочаленную самооценку, но и преследовал еще долго после школы.