В первые дни, когда мы заехали было спокойно. Не смотря на фанеру, которым была обита комната, мы прибывали в возвышенном настроении. Мы смогли! Эта была великая удача, что нас двоих взяли в это училище. Я бы одна не потянула комнату, а где искать соседку не представляла. Хотя, конечно думала над этим стечением обстоятельств и была готова спрашивать в училище и подавать объявление в газету. Но такое жилье предлагать – это было просто несуразно и стыдно. Многие, да, практически все, учащиеся были из этого города, так что они не особо понимали, что такое приехать из другого города за несколько тысяч километров. Да, и в целом не общались с нами, считая нас деревенскими выскочками, которые чудом попали в столь замечательное художественное училище. У них были родители профессорами, заслуженными художниками и вообще… у них было всё то, что мы себе не могли представить, из комнаты обшитой фанерой.
Примерно через неделю, мы услышали первые поскрипывания, скрежетания за стенами. Через месяц стали просыпаться от топота прямо под кроватью. А потом увидели их воочию: светящиеся глаза крыс, которые собирали каждую крошку, забирались на стол, вынюхивали, ели то, что мы забыли убрать. “А что я сделаю? Тут крыс много, вы что крыс не видели?” – спокойно отвечала хозяйка дома. На вид она была жадная, но скорее от нужды. Каждый кусок кожи на её лице был сморщен, огрубел, как старый, перетянутый ремешок, который давно заменили на новый, а этот, забытый, пересох, и теперь корчится, сжимаясь сам в себя.
Мы пытались что-то придумать в первый год, но крыс становилось больше. Наше недосыпание и натянутые нервы от страха в какой-то момент перестали вытягиваться, и мы просто были рады, что уходим утром и возвращаемся поздно вечером.
На третий год фанеру от крыс пучило, они кишили там как в утробе. Я боялась даже представить, что будет, если эта фанера в один из дней не выдержит и лопнет, треснет. Мы не говорили об этом с Машей. Просто покупали еду ровно на один раз, кутались в одеяло не высовывая носа, запирали в шкаф краски и бумагу. Вот так и жили. А куда было деваться – мечта она длиною во всю жизнь, а это всего лишь три года и десять месяцев.
Денег не хватало и при этом ужасе, всё равно. Первый год был самый холодный, голодный, страшный… Однажды я возвращалась в нашу комнатку после учёбы, точнее, с магазина. Краски купила, не рассчитав, на последние деньги. Я думала, что ещё остались, где-то в карманах… Но там было пусто. И мне пришлось идти пешком. Хорошо, было не очень далеко. И вот, в этот жалкий миг, поднимаю глаза, как будто прошу о помощи. Кого? Не знаю. Просто, как шальная мысль. Пришла, вылетела. Я была в отчаянии. Но продолжала идти. Ещё минут двадцать оставалось. Представляю, как скажу Маше, что мы сегодня не будем есть. Так стыдно было до дрожи. Я хватала холодный воздух ртом, подняла глаза, опустила… и выдохнула.