.
Чтобы плоскость стола не нарушалась высоким пятном и чтобы он не закрыл собой пёстрый натюрморт. Объяснить это она, конечно, не смогла.
Но нет – так нет.
Желания спорить у папы не было. Он помогал Саше, мыл, резал, доставал тарелки, а единственное, о чём думал, это как хорошо было бы лечь поспать после завтрака.
Тарелки перестали звенеть, букет в прозрачной упаковке хрумчать, и Саша торжественно встала на стул, чтобы сверху посмотреть на то, что она приготовила. В глазах узором смешалась эта неоднородность: круглые лоскуты объединяли все завтраки, всевозможные желания девочки пяти лет. Она улыбалась, прищучивая аппетит, представляя, как сама будет выбирать, с чего начать. И, глотая слюну, угадывала, что выберет первым делом мама. Может быть, начнёт с мармелада. А папа? С крекера с луком?
Саша уже долго сидела за столом, рассматривая сложившийся узор. Месяц теней прятался где-то, наваливался, цвета и свет дразнили вкраплениями мака – перекошенного квадрата. Или ромба, смотря как посмотреть. Она так долго вглядывалась и предвкушала, что чувство голода стало пропадать. Тогда Саша пошла отвлечься, поиграть с куклами.
– Мама ещё спит, – сказал папа, тихо дёрнув ручку двери спальни.
Прошёл час, но Ася так и не вышла.
Саша пару раз прошлась из бабушкиной комнаты до кухни. И, схватив всё же одно печенье с башенки, самое незаметное, как ей казалось, и вернулась обратно. Ждать дальше. Папа продолжал сидел на кухне. Успокаивая, еë и себя, что ещё рано. Сделал вид, что не заметил, как она взяла ещё одно печенье, хотя по лицу было видно, что ждала, когда её поругают. Но он только предложил позавтракать. Саша ответила: “Надо ждать”.
Стрелки часов на кухне отметили ещё один час. Завтрак не удался, обед тоже оказался на грани провала. Так никто и не притронулся к еде. Время превратило еду в натюрморт. Капли воды высохли, оставив белый след. Папа Саши, уже думая только пустым желудком, постучался в комнату. Всё это время они думали, что Ася спит, но она просто закрылась. Сначала, просто стучали, переглядывались. Снаружи бушевала неясность: может, упрямство, может, обморок, может, заклинило дверь… Они не знали. Внутри – ни шороха. Та же тишина. Ася молчала. Но всё это время, медленно, будто из глубины, поднималась с кровати и шла к двери. Она не могла ответить. Не то чтобы не хотела, просто не могла. Конечно, уже пару дней до этого она была слишком тихой, но, наверное, как всегда. В тот самый момент, когда папа уже готовил плечо к удару, а Саша – в паузе – позвала: “Мама, ты здесь?” – замок щёлкнул.