Второй пример: «Кунг-фу Панда»
Другой пример, заимствованный из массовой культуры, – полнометражный мультфильм «Кунг-фу Панда». Современный концепт созависимости назвал бы мастера, возможно, созависимым. Но мы понимаем, сопоставляя ситуацию мастера с культурным феноменом и называя вещи своими именами, что там речь шла об ослеплённости гордостью. Мастер Шифу воспитывал Тай Лунга, сделал его сильнейшим бойцом. Но со временем Тай Лунг потерял все опорные точки и стал нести террор, хаос и разрушение. В кульминационной части мультфильма Тай Лунг избивает своего мастера, подобно ребёнку, который хочет как-то эпатировать и заставить родителей гордиться им. И он говорит, что делал всё, чтобы мастер им гордился. Он спрашивает мастера, которого он избивает, гордится ли мастер им. И Шифу говорит: «Я тобой гордился с самой первой секунды, и эта гордость меня ослепила. Я слишком сильно тебя любил и не увидел, во что ты превращаешься, во что я тебя превращаю». То есть речь идёт именно о слепоте и попустительстве. И здесь надо просто правильно назвать вещи своими именами, а не включать всё в концепцию созависимости. Потому что если включать все такие культурные феномены в одну концепцию, то концепция получается размытой. Кто-то будет её понимать как состояние, кто-то как комплекс поведенческих искажений и так далее.
Третий пример: Катерина Ивановна и Митя Карамазов; госпожа Красоткина
Ещё один пример – две женщины, описанные Достоевским в романе «Братья Карамазовы». Катерина Ивановна – её образ полностью укладывается в современную концепцию созависимости. Героиня считала, что она должна превратиться в инструмент, в машину для счастья Мити Карамазова. При том она считала, что должна стать для Мити богом, которому он будет молиться.
Екатерина Ивановна говорит Алёше Карамазову: «В этих делах, Алексей Фёдорович, в этих делах теперь главное – честь и долг, и не знаю, что ещё, но нечто высшее, даже, может быть, высшее самого долга. Мне сердце сказывает про это непреодолимое чувство, и оно непреодолимо влечёт меня. Всё, впрочем, в двух словах, я уже решилась: если даже он и женится на той… твари, – начала она торжественно, – которой я никогда, никогда простить не могу, то я всё-таки не оставлю его! От этих пор я уже никогда, никогда не оставлю его! – произнесла она с каким-то надрывом какого-то бледного вымученного восторга. – То есть не то чтоб я таскалась за ним, попадалась ему поминутно на глаза, мучила его – о нет, я уеду в другой город, куда хотите, но я всю жизнь, всю жизнь мою буду следить за ним не уставая. Когда же он станет с тою несчастен, а это непременно и сейчас же будет, то пусть придёт ко мне, и он встретит друга, сестру… Только сестру, конечно, и это навеки так, но он убедится, наконец, что эта сестра действительно сестра его, любящая и всю жизнь ему пожертвовавшая. Я добьюсь того, я настою на том, что наконец он узнает меня и будет передавать мне всё, не стыдясь! – воскликнула она как бы в исступлении. – Я буду богом его, которому он будет молиться, – и это по меньшей мере он должен мне за измену свою и за то, что я перенесла чрез него вчера. И пусть же он видит во всю жизнь свою, что я всю жизнь мою буду верна ему и моему данному ему раз слову несмотря на то, что он был неверен и изменил. Я буду… Я обращусь лишь в средство для его счастия (или как это сказать), в инструмент, в машину для его счастия, и это на всю жизнь, на всю жизнь, и чтоб он видел это впредь всю жизнь свою! Вот всё моё решение! Иван Фёдорович в высшей степени одобряет меня»