Дойдя до того места где мы сидели, девы остановились и повернулись к нам. Вперед вышла высокая шатенка с сильными мускулистыми руками. Волосы были коротко стриженные, а лицо от уголка глаза и до подбородка рассекал розовый шрам. Это придавало ее лицу еще большей жесткости.
– Здравствуй Хоуп, – неожиданно для меня выдала дева.
– Здравствуй, Хельга.
– Маргарет.
– Хельга.
Теперь взгляд старшей, если я правильно понял расположение сил, из воительниц был направлен на меня.
– Ты нашла компанию? – она столько презрительности вложила в этот голос, что я вероятнее всего должен был бы почувствовать себя ничтожеством, если бы мне было не плевать.
– Можно и так сказать.
Хельга подошла к нам и присела на корточки с интересом глядя на Амали. Малышка сжалась под ее взглядом.
– А кто ты, дитя?
– Амали, – пискнула бедняжка.
– Что с тобой случилось?
Глаза девушки наполнились слезами. На удивление, первый раз за все время после произошедшего.
– Ее продал дядя и две мрази пытались ее изнасиловать, – пояснила Хоуп. Казалось, что она была раздражена и не испытывала никакого почтения от присутствия Хельги.
– И вы прихватили одного их них? – прорычала одна из воительниц в толпе.
Возмущаться было глупо. Я прекрасно был осведомлен о нраве амазонок, поэтому не собирался вступать в дискуссию и давать им лишней возможности вступить в конфликт со мной. Амазонки любили мужчин, а также любили указывать им место. Кому-то нравилось такое отношение, и он плелся за девами как собачонка и их раб, кто-то презирал. Мне было плевать. Каждый в этой жизни делает свой выбор. И если бы меня все постоянно злило, и я реагировал бы на провокации, то не смог бы долго продержаться в кочевом образе жизни.
– Нет! – воскликнула Амели. Ее глаза наполнились ужасом. – Он меня спас!
– А ты там на что была? – спросила Хельга у Хоуп.
Девушка лишь пожала плечами. Я с интересом прислушивался к их необычному разговору. Выходит, они знакомы достаточно хорошо, раз она не сомневается в способностях Хоуп. Но главная воительница в этой компании по-прежнему ждала ответа от блондинки.
– Скажем так, сработали пятьдесят на пятьдесят.
– Ты убила их?
– Нет.
– Твоя жалость тебя и губит, – и она отвернулась от Хоуп.
Я видел досаду на ее лице. В чем-то дева была права. Ничего не помешает этим ублюдкам и дальше развлекаться подобным образом. Лучше было бы прервать их никчемную жизнь на том месте, но я не собирался этого делать, как и Хоуп, по-видимому. Убийство было для меня той чертой, которую не стоило преступать без веской причины. И дело даже не в жалости. Это преступление, за которое может последовать наказание, особенно если это окажется не тот человек. Даже за таких уродов могли впаять срок. К тому же, становиться убийцей и в целом опускаться на их уровень мне не хотелось.