Каждые две минуты она вздрагивала, наклонялась вперёд и глухо ухала, и при этом она вся сжималась, как будто готовая принять удар полицейской дубинкой поперёк спины. Я специально засёк время. Между её носовыми спазмами проходило почти всегда две минуты, плюс-минус. Спасибо, что она хотя бы прикрывала лицо своим огромным, как парашют, носовым платком. Это наверняка был тайный жест, которым участники некоего вирусного культа приветствуют друг друга, когда встречаются в людном месте.
Я наблюдал за азиаткой с тем же ощущением, с каким смотришь на зажжённую спичку у горловины бензобака. С нарастающим фатализмом. Любопытно, как быстро я слягу с температурой по прилету в Сингапур? Успею хотя бы на фонтан в аэропорту посмотреть? Хотя бы свой багаж успею получить? Болеть простудой в жарком климате немного приятнее, чем в холодном, но я всё равно от такого не кайфую.
– Sorry, – сказала азиатка, в очередной раз отправив порцию бактерий в стерильную самолётную атмосферу.
Я кивнул. А если потребовать, чтобы меня пересадили куда-нибудь подальше от неё? Но все кресла в самолёте заняты, и пересадить меня просто некуда.
Может быть, тогда попросить её надеть маску? Она у нее точно с собой имеется. А оно мне поможет? Воздух вокруг наших кресел давно населён миллиардами микроскопических существ, которых и живыми-то назвать можно с большой натяжкой. Миллионы из них уже давно присели на мои рецепторы, вбуравились в слизистую носоглотки и глаз. Вся надежда на мой подпорченный иммунитет.
В Индонезии я подхватил лихорадку Денге. Неделю лежал пластом. Болело всё – мышцы, живот, голова и даже ноги, но особенно почему-то болели глазные яблоки. В бреду я иногда думал, что своими приключениями я обязан не какой-то одинокой полосатой комарихе, которую я, может быть, давно отправил в новый кармический цикл хлопком ладони, а нескольким тысячам больных лихорадкой балинезийцев. Это их крови напилась комариха перед тем, как проткнуть своим хоботком мою кожу. Ночами мне казалось, что я слышу гул голосов всех тех, кто болел Денге до меня. Всех тех, через кого вирус пришёл ко мне, по пути претерпев миллионы мутаций.
Этот гул в голове – это был голос самой лихорадки. Его слышат только те, кто ею болеет, особенно в тяжёлой форме…
Вся Юго-Восточная Азия – как огромный котёл с человеческим супом. Он кипит, булькает, исторгает из себя реки одноразового пластика, рождает мусорные острова, наркотрафик и экзотические болезни.